Взглядом обвожу напряжённую фигуру Амирова: он молчит, ему нечего ответить в свою защиту, ради нашего спасение. А потом ловлю себя на мысли, что, по сути, права: он всё ещё не забыл Ксюшу, а со мной от безысходности. Правильно сказала Горская: я всего лишь лекарство от неразделенной любви.

В комнате повисает тишина, от которой становится страшно. Почему он не отвечает? Почему не пытается убедить в обратном? Неужели не понимает, что своим молчанием убивает во мне всё живое!

Тыльной стороной ладони смахиваю слёзы: видимо, Горская всегда будет вставать между нами.

— Я не хочу быть её тенью, Амиров! — ору навзрыд, доходя до предела в ожидании его ответа, а затем бегу прочь. Дура! Мелкая дура! Которая наивно размечталась, что Лерой способен полюбить вновь.

Пересекаю спальню, пролетаю мимо понурой фигуры Амирова, даже не взглянув на него, а затем опутошенная плетусь по пустому коридору в никуда.

Шаг, второй… Но чем дальше я становлюсь от Лероя, тем тяжелее дышать. Понимаю, что задыхаюсь. Без него не могу. Без него нет и меня. Но и с ним ни черта не получается. Эта любовь, больная, обречённая, фатальная, забирает последние силы.

На секунду замираю, позволяя себе слабость — обернуться, и упираюсь взглядом в разъярённое выражение лица Амирова, идущего по моим следам.

— Далеко собралась? — свирепо рыкает он. — Мы недоговорили!

— Да пошёл ты к чёрту, Амиров! – кричу в ответ. — Я не буду запасным вариантом! С детьми, без детей, ты же любишь только её!

Между нами не меньше пяти метров, но это расстояние Лерой умудряется преодолеть в считаные доли секунды, чтобы резким движением схватить меня и перекинуть через плечо, словно я не человек, а мешок картошки.

— Отпусти, придурок! Ты что творишь?! — не жалея сил,  ладонями бью его по спине,  безуспешно пытаясь выбраться, но Лерой лишь крепче сжимает мои ноги, продолжая затаскивать обратно, в свою комнату, в свой плен.

— Амиров, мне больно! — пищу от отчаяния. Пусть думает, что болит тело от вчерашних побоев. Сейчас признаваться ему, что мучительно умирает душа, не хочу.

Буквально в эту же секунду, Лерой бережно опускает меня на кровать.

 — Прости, — осматривает меня с ног до головы, пытаясь разглядеть источник боли, не понимая, что им является он сам. —  Где болит, Рин?

— Здесь, — бормочу, прикладывая ладонь к груди. — Сильно! Постоянно!