В какой-то момент, ближе к концу, Джейн поймала на себе взгляд Фреда. Точно так он смотрел на нее в бальной зале, где они встретились. Тогда она не поняла, что это значит, да и сейчас не понимала. То желание, которое выражали его глаза, было слишком мужским, слишком чуждым ей. Она знала: оно навсегда останется для нее непостижимым.

– Что такое? – спросил Фред и сглотнул.

– Ты так на меня смотришь… Я никогда этого не забуду.

После она лежала рядом с ним, он ее обнимал.

– Все в порядке? – спросил он.

Она кивнула и улыбнулась:

– Нам не следовало этого делать.

– Нам следует делать это, и только это, всю оставшуюся жизнь, – сказал он.

Обвивающее прикосновение его руки заставило ее глотнуть воздуха и откинуть голову.

В воскресенье вечером Фред уже не впервые заметил, что Джейн стала подозрительно молчаливой.

– С тобой все хорошо? – спросил он.

Она заверила его, что чувствует себя как нельзя лучше, но он ей не поверил.

– Это я уже три раза слышал. Скажи наконец, в чем дело.

Джейн не хотелось отвечать. Она улыбнулась и отошла. Это продолжалось уже несколько дней. Она уверяла его, будто все замечательно, а он упорно подозревал обратное, и не без оснований. Дошло до того, что Джейн, подавая ему ужин, не поставила, а буквально бросила тарелку на стол (фарфор даже треснул от удара).

– Ну хватит, – сказал Фред, собирая еду со скатерти. – В чем дело, Джейн? Я с места не сдвинусь, пока не скажешь.

– Я больше не хочу тебе готовить! – вырвалось у нее. – Почему ты смеешься?

– Я тоже не хочу, чтобы ты мне готовила. Повар из тебя ужасный.

И Фред снова засмеялся.