– Если Мур – джентльмен, а вы – леди, значит…

– Значит, в нашем союзе нет неравенства?

– Нет.

– Благодарю за одобрение. Вы же согласитесь стать моим посаженным отцом, когда я соберусь поменять фамилию Килдар на фамилию Мур?

Мистер Йорк промолчал, с недоумением глядя на Шерли и не понимая, шутит она или говорит всерьез. У нее явно имелась какая-то цель: за подвижными чертами ее лица скрывалось добродушное поддразнивание вперемешку с ироничной насмешкой.

– Я вас не понимаю, – произнес мистер Йорк отворачиваясь.

Шерли рассмеялась:

– Сэр, вы не одиноки! Впрочем, вполне достаточно, если меня поймет мистер Мур, не так ли?

– Отныне дела Мура меня не интересуют, я не хочу ничего о них знать или слышать.

Внезапно Шерли осенило. Лицо ее изменилось, как по волшебству, глаза вдруг потемнели, а черты застыли и посуровели.

– Признавайтесь, вас просили поговорить со мной? – воскликнула она. – Вы расспрашиваете меня как чье-то доверенное лицо?

– Боже упаси! Если кто-нибудь решит взять вас в жены, пусть сам о себе позаботится! Приберегите свои вопросы для Роберта, я больше не буду отвечать. До встречи, девочка!

День был хороший, по крайней мере ясный: пушистые облака слегка закрывали солнце, холмы затянуло легкой голубоватой дымкой, непохожей, однако, на холодный сырой туман. Пока Шерли принимала посетителей, Каролина уговорила миссис Прайер надеть шляпку и накинуть летнюю шаль, после чего обе дамы отправились на прогулку к дальнему концу лощины.

Здесь склоны долины сближались, образуя заросший кустами и чахлыми дубками овраг, по дну которого бежал ручей, извиваясь между крутыми берегами, плескаясь по камням, продираясь сквозь узловатые корни деревьев, журча, пенясь и словно что-то бормоча. В этом месте, в полумиле от фабрики, царило глубокое уединение. Оно ощущалось во всем: в тени нетронутых деревьев, в щебете птиц, которые нашли приют в их кронах. Здесь не отыщешь исхоженных троп; судя по свежести лесных цветов и трав, тут почти не ступала нога человека. Густые кусты шиповника выглядели так, будто они расцветали и увядали в уединении под бдительным присмотром, как в гареме восточного владыки. Кое-где виднелась нежная лазурь колокольчиков, а жемчужно-белые головки каких-то других цветов рассыпались в траве скромным подобием небесных созвездий.

Миссис Прайер любила тихие прогулки и всегда избегала оживленных дорог, ища окольные и уединенные тропы. В полном одиночестве гулять ей не нравилось, поскульку ее пугала возможная встреча с кем-то, кто своей надоедливостью испортит удовольствие от одиноких блужданий, но с Каролиной она ничего не боялась. Когда, оставив позади шум и суету людского жилища, она вместе со своей единственной спутницей входила в спокойные чертоги природы, в душе пожилой компаньонки происходила чудесная перемена, отражавшаяся во всем ее облике. С Каролиной – и только с ней одной! – миссис Прайер словно освобождалась от некоего бремени, лицо светлело, а мысли избавлялись от оков. Лишь с Каролиной она бывала весела, а порой даже нежна, охотно делилась своими знаниями и опытом, и тогда можно было понять, какую жизнь ей довелось прожить, какое образование она получила, насколько развит ее ум и как ранима душа.