– Шерли и о тебе говорила.

– Неужели? Ты же недавно утверждала иное!

– Шерли говорила не то, что ты думаешь. Я сама спросила ее, заставила сказать, какого она о тебе мнения. Точнее, как она к тебе относится. Давно ждала случая задать ей этот вопрос.

– Как бы я хотел ее послушать! Признавайся: она всячески меня презирает и считает недостойным человеком?

– Напротив, Шерли о тебе высокого мнения. Ты же знаешь, какой она бывает красноречивой. Так вот, я до сих пор слышу, с каким восторгом она тебя превозносит.

– И все же, как она ко мне относится?

– Пока ты не потряс ее своим поступком (но она не рассказывала, что именно между вами произошло), Шерли считала тебя едва ли не братом: гордилась твоими успехами и питала самую искреннюю привязанность.

– Лина, я более никогда ее не обижу. Мой поступок вернулся ко мне сторицей и потряс куда сильнее. Однако все эти разговоры про братьев и сестер – вздор. Шерли слишком горда и богата, чтобы проникнуться ко мне добрыми чувствами.

– Ты просто не знаешь ее, Роберт, и никогда не сумеешь узнать… Вы с ней слишком разные, чтобы понимать друг друга.

– Я уважаю Шерли, всячески восхищаюсь ей, однако сужу ее строго… Вероятно, излишне строго. Например, я уверен, что полюбить она не способна.

– Шерли – и не способна полюбить?!

– Она никогда не выйдет замуж. Не усмирит свою гордость. Побоится отдать над собою власть и разделить состояние.

– По-моему, она задела твое самолюбие.

– Еще бы! Хотя я не испытывал к ней ни искорки любви, ни толики нежности.

– Тогда, Роберт, ты поступил безнравственно, предлагая ей руку и сердце.

– Ты не представляешь насколько, мой милый исповедник, моя маленькая обличительница. Я даже ни разу не захотел поцеловать мисс Килдар, хотя у нее прелестные губы, пухлые и красные, словно спелая вишня. Разве что любовался ими издали.

– Даже не знаю, верить ли тебе… Как там говорится? «Зелен виноград»… точнее, вишня.

– Шерли хороша и фигурой, и лицом: я признаю ее достоинства, – однако ничего к ней не испытываю. А те чувства, что все-таки есть, вызовут у тебя разве что презрение. Похоже, меня действительно манил лишь блеск ее золота. Вот, Каролина, каков твой Роберт – благороден, бескорыстен, само целомудрие во плоти.

– Никто не безгрешен. Он совершил однажды большую ошибку, но мы не станем об этом говорить.

– И даже думать не станем? Не будем презирать в самой глубине сердечка – трепетного, нежного, но при этом честного и праведного?