— Открытая. А то ты обычно ежик в обороне. Даже если не нападают.

Она захихикала и чмокнула его подбородок — до губ сама не могла дотянуться, особенно в маминых приземистых полусапожках.

— Я такая только с тобой, — сказала тихо, надеясь, что басы заглушат слабый голос.

— Я не должен быть единственным, кто тебя любит.

— В смысле? — Карина чуть его оттолкнула, испугавшись неизвестно чего, словно он угрожал чем-то мистическим.

Зайкин заулыбался.

— Я к тому, что, давай, вместе тебя любить.

Спирта в крови не было, но она все равно не соображала и тряхнула головой, пытаясь привести мозг в тонус.

— Ты нормально можешь выражаться? — упрекнула шутливо и снова затанцевала, потому что смысл слов постепенно прояснялся.

Он взял ее за руки и закрутил с ветерком, успев притянуть к себе до столкновения с грузным мужчиной, который танцевал рядом.

— Люби себя тоже.

Синие глаза хорошо выражали его чувства, проливая в ее душу теплый поток заряженной энергии, которая внутри все освежала и снимала боль. Карине хотелось бы испытывать это всегда, но стоило ему отвести взгляд, как все гасло и съеживалось. Оскорбления отца, ворчания матери, претензии мемберов, случайные фразы одноразовых знакомых снова заголосили наперебой, отчего внешние звуки превращались в единый длиннющий звон, заунывный и раздражающий.

Карина опять тряхнула головой и сама прижалась к Зайкину, крепко-крепко, насколько хватало сил. Учащенный ритм родного сердца успокаивал. Он гладил ее по волосам и целовал медленной автоматной очередью от одного виска к другому и обратно. А у нее в мыслях застряло лишь одно: «Хорошо. Сейчас хорошо».

— Ооу, — протянул Зайкин с неодобрением.

Карина вынула голову из его объятий и проследила за взглядом. Там Варданян страстно поедал Настену, буквально жевал ее губы, едва сдерживаясь. Прижал девушку к своему тазу, одну руку бестактно положил на ягодицу, а второй цепко держал лицо. Зря, потому что та и не пыталась вырваться. Отвечала ему с желанием, извивалась по-змеиному, пальцами впилась в мускулистые плечи.

— По-моему, этих надо разнять, пока не поздно, — из ниоткуда появилась Игнатьева в обнимку с Гогой.

Все четверо глядели на парочку. Варданян ускорялся, уже переметнулся на шею, а руку с попы поднял на грудь и тискал ее неприлично жадно. Настена обхватила его голову ладонями, чтобы не отрывался.

— Пожалуй, да, — согласился Зайкин.

— И когда они успели нажраться? — Гога с подозрением приглядывался к влюбленным.

— Любовь опьяняет, — Игнатьева цокнула и похлопала Зайкина по плечу.