С другой стороны, в быту стало несколько проще, появился аскетизм: голод прекрасно утолялся гречкой с пшеном – большая экономия от равнодушия к вкусняшкам, разве что когда Илона приезжала на ужин, старалась взбодриться и готовила её любимые манты с тыквой; вполне устраивал мой и раньше скудный гардероб – вообще хотелось влезть в одни брюки и рубашку и не тратить лишних усилий на стирку и глажку. Кому всё это было нужно?..

Первое время Шелестова ещё пыталась вытащить меня из дома на выходных или вечером развеяться, погулять, поделиться новостями. У неё бурно развивался роман с Иваном, она сама не ожидала такого, и в её работе наметились успехи, но я находила причины не пойти и только принуждала себя отписываться на сообщения, чтобы не разорвать дружескую связь. И без того было мало тех, с кем я с удовольствием проводила время.

Я понимала, что это состояние когда-нибудь пройдёт, но пока с неимоверными усилиями заставляла себя просыпаться, стягивать волосы в узел на затылке и в таком аморфном состоянии тащиться на работу.

Не давало покоя только одно – где-то за грудиной или даже глубже глухо билась тоска… Она преследовала меня с утра и до вечера, когда бы ни взглянула в себя, душила и разъедала. От этого хотелось спрятаться далеко-далеко, даже не на этой планете…

А жизнь, между тем, шла своим чередом…

* * *

Конец июля был безумно жарким. Мозги уже с утра набекрень из-за ошибок новой сотрудницы в регистратуре: спутала график приёма, перенесла встречу с несколькими клиентами на другую неделю, но, не оповестив тех, записала новых – сплошная неразбериха и недовольство у кассы. Пришлось собраться и самой разгребать кавардак. Благо, что клиенты меня уважали и шли на уступки.

От звонков и уговоров в голове была каша. А тут ещё и кондиционер вышел из строя, электрик пришёл его чинить – минуткой передыха стала чашка кофе между приёмами.

Обычно в ординаторской в это время было тихо и спокойно. Но сейчас там оказались наш гинеколог Павлов, Бисерова и Ностров, который уже уходил, однако при виде меня задержался, очевидно, придумывая повод заговорить.

Никита в последнее время выглядел крайне неопрятно: неизвестно, как давно стригся – вихры жирными колечками лежали на воротничке медицинского костюма; амбре из смеси перегара и немытого тела чувствовалось на расстоянии пары шагов, да и отёкший какой-то.

«Да-а, это не Заварский…»– проплыло в мыслях, и я тут же поморщилась от досады, что невольно сравниваю с ним всех мужчин. И где-то в левом боку неприятно стянуло, от чего поморщилась ещё сильнее.