Ретт как-то лениво заметил ей, что большинство гостей-мужчин, которые собираются под их крышей, не так давно тоже носили синюю форму, но Скарлетт с едким сарказмом ответила, что янки не кажутся ей янки, если на них нет формы. На что Ретт, пожав плечами, заметил: «О последовательность – ты бесценный дар!»

Скарлетт, ненавидевшая ярко-синие мундиры, как могла унижала их обладателей, которые терялись в догадках и тем большее удовольствие доставляли ей. Гарнизонные семьи имели полное право удивляться, потому что в большинстве своем это были выдержанные, хорошо воспитанные люди, чувствующие себя одиноко на чужой земле. Им не терпелось поскорее вернуться домой, на Север, ибо они стыдились власти сброда, власти, которую были вынуждены поддерживать. Этих людей можно было уважать, но отнюдь не тех, с кем теперь общалась Скарлетт. Жены офицеров недоумевали, почему великолепная миссис Батлер благоволит рыжей Бриджит Флэгерти, разнузданной и взбалмошной, а их всячески третирует.

Даже те дамы, которых Скарлетт к себе приблизила, натерпелись от нее. Впрочем, они не роптали. Для них она олицетворяла не только богатство и элегантность, но еще и старый режим со всеми его старыми именами, старыми семьями, старыми традициями, к которым им нестерпимо хотелось приобщиться. Старые семьи, в которые они страстно хотели проникнуть, дали бы Скарлетт от ворот поворот, но дамы новой аристократии не догадывались об этом. Им было известно только то, что отец Скарлетт имел много рабов, ее мать происходила из знатного рода, жившего в Саванне, и ее муж, Ретт Батлер, раньше жил в Чарлстоне. Этого им было вполне достаточно. С ее помощью они собирались проложить себе путь в прежнее высшее общество, общество тех, кто их презирал, не наносил ответных визитов и холодно раскланивался в церквях. Можно сказать, что они скорее домогались покровительства Скарлетт, которая для них, выплывших из безвестности, воплощала в себе черты этого общества. Сами насквозь фальшивые, эти леди не могли разглядеть бросавшейся в глаза фальши Скарлетт. Они воспринимали ее такой, какой она им казалась, пуская пыль в глаза, терпеливо сносили ее высокомерие, жеманство, раздражительность, надменность, откровенную грубость и прямоту, с которой та бичевала их недостатки.

Те, кто был никем, а стал всем, совершенно неуверенные в себе, но страстно желающие произвести впечатление утонченных особ, боялись дать волю чувствам или резко возразить в ответ, чтобы их поведение не было воспринято как неподобающее для дам из высшего общества. Во что бы то ни стало они должны казаться великосветскими дамами. Всем своим видом эти женщины хотели продемонстрировать, как они учтивы, скромны и невинны. Общение с ними невольно наталкивало на мысль о высших существах, лишенных плоти, которым чужд сей порочный мир. Кто бы мог разглядеть в рыжей Бриджит Флэгерти с белоснежной кожей и сильным ирландским акцентом воровку, умыкнувшую у родного отца припрятанные деньги, чтобы добраться до Америки и устроиться горничной в нью-йоркском отеле. А глядя на меланхоличную Сильвию Коннингтон (бывшую Красавицу Сейди) и Мейми Барт, никто не заподозрил бы, что первая выросла над салуном отца в квартале низкопробных кабаков и бездомных бродяг, помогая ему обслуживать нахлынувших посетителей, а вторая, как гласила молва, раньше работала в одном из борделей мужа. Но нет, теперь это были утонченные и вполне уверенные в себе особы.