Мелани замолчала, переводя дыхание, и Скарлетт испуганно уставилась на нее. Пораженная дрожащим, но яростным голосом Мелани, она забыла о своем гневе.

– По-твоему, я дура? – нетерпеливо спросила она. – Конечно, я все помню! Но это в прошлом, Мелли. Теперь настал подходящий момент, и я, как могу, стараюсь им воспользоваться. Губернатор Баллок и кое-кто из приличных республиканцев могут оказать нам помощь, если мы сумеем найти с ними общий язык.

– Приличных республиканцев не существует, – решительно возразила Мелани. – Мне не нужна их помощь! И я не собираюсь пользоваться моментом, если этот момент исходит от янки.

– Боже всевышний, Мелани, зачем же так злиться?

– Ах, что я говорю! – пылко продолжала Мелани, и на ее лице отразилось раскаяние. – Скарлетт, я не хотела оскорбить твои чувства и не собиралась осуждать тебя. Каждый думает по-своему, конечно же каждый имеет право на собственное мнение. Да, дорогая, я люблю тебя, ты и сама знаешь, и ничто не заставит меня изменить отношение к тебе. И ты любишь меня по-прежнему, разве не так? Я не пробудила в тебе ненависть, правда? Скарлетт, я не переживу, если между нами что-то встанет, мы столько вдвоем вынесли! Скажи, что все в порядке.

– Мелли, да ты устроила бурю в стакане, – пробурчала Скарлетт, но тем не менее не убрала руку Мелани, легшую на ее талию.

– Значит, у нас все в порядке, – обрадовалась Мелани и тихо добавила: – Я хочу, милая, чтобы мы, как раньше, ходили друг к другу в гости. Только в следующий раз предупреди меня, в какие дни будешь ждать перевертышей с республиканцами, и я просто останусь дома.

– Мне совершенно безразлично, придешь ты ко мне или нет, – сухо сказала Скарлетт, тщеславие которой было уязвлено, и, взяв шляпу, чтобы идти домой, с удовлетворением отметила, как огорчилась Мелани.

В последовавшие после ее первого приема недели Скарлетт трудно было сохранять полное безразличие к общественному мнению. Когда у нее перестали появляться старые друзья, кроме Мелани с Питти и дяди Генри с Эшли, и ей больше не присылали карточек с приглашениями на их скромные приемы, она искренне удивилась и огорчилась. Разве не она первая попыталась «зарыть топор войны», чтобы показать всем, что не держит зла на тех, кто злословил за ее спиной? Конечно же, им известно, что губернатор Баллок нравится ей не больше, чем им, но она вынуждена быть с ним любезной. Вот идиоты! Если бы все хорошо относились к республиканцам, Джорджия давно выпуталась бы из сложного положения, в котором оказалась.

Скарлетт не поняла, что тогда одним махом оборвала ту тонкую ниточку, которая связывала ее с прошлым, со старыми друзьями. Даже авторитет Мелани не помог бы связать эту нить между ними. Мелани, недоумевая, мучаясь, храня верность Скарлетт, и не пыталась ничего исправить. Да и пожелай Скарлетт наладить прежние отношения, вернуть старых друзей, теперь это было невозможно. Город обратил к ней каменное, высеченное из гранита лицо. Ненависть, питаемая к режиму Баллока, распространилась теперь и на Скарлетт. В этой ненависти было мало неистовой страсти, зато в избытке присутствовала холодная непримиримость. Скарлетт связала судьбу с врагом, а потому, невзирая на происхождение и семейные связи, перешла в категорию ренегатов, сторонников негров, предателей, республиканцев и перевертышей.