Но когда, наконец, Мелани с легкой душой остановилась в дверях Ретта, желая сообщить ему, что Скарлетт очнулась, она была поражена увиденным. На столе у его кровати стояла полупустая бутылка коньяку, и от спертого воздуха трудно было дышать. Ретт поднял на нее тусклые глаза и, стиснув зубы, попытался овладеть собой.

– Она умерла?

– Нет, нет. Ей гораздо лучше.

– Боже мой, – простонал он, обхватывая голову руками, и Мелани увидела, как его широкие плечи затряслись, точно от нервного озноба. Она с жалостью смотрела на этого молодого и сильного мужчину, пока, к своему ужасу, не поняла, что он плачет. Мелани никогда не видела, чтобы мужчины плакали, и меньше всего ожидала это от Ретта, такого обходительного, такого насмешливого, всегда уверенного в себе.

Мелани испуганно вздрогнула, когда он закашлялся. У нее мелькнула страшная мысль, что Ретт пьян, а Мелани не терпела пьяных. Но когда он поднял голову, она, взглянув ему в глаза, решительно вошла в комнату и быстро закрыла за собой дверь. Да, она ни разу не видела плачущего мужчину, зато не раз смахивала слезы у ревущих детей. Когда она осторожно положила руку на плечо Ретту, он неожиданно обхватил ноги Мелани. Не понимая, как это могло случиться, она опустилась на кровать, а Ретт, сидящий на полу, уронил голову ей на колени, до боли сжав их руками.

– Все будет хорошо! Все будет хорошо! – принялась успокаивать Мелани, поглаживая черные волосы Ретта. – Все будет хорошо! Она поправится.

От ее слов пальцы Ретта еще сильнее сжали колени Мелани, и его словно прорвало. Он заговорил хриплым голосом, торопясь, как будто стоит на краю могилы и стремится излить свою душу, зная, что она никогда не выдаст его тайны; торопясь впервые в жизни рассказать правду, безжалостно обнажая себя перед Мелани, которая, вначале этого не понимая, предстала перед ним в ипостаси матери. Он говорил не останавливаясь, не поднимая головы, дергая складки ее юбок. Время от времени его слова звучали нечленораздельно, а порой она отчетливо слышала грубые резкие слова признания и самоуничижения, слова, выражающие такое, чего она не слышала ни от одной женщины, сокровенные признания, от которых кровь ударяла в голову, и она была благодарна судьбе, что не видит его глаза в это время.

Мелани водила рукой по волосам Ретта, как водила ею по головке маленького Бо, приговаривая:

– Замолчите, капитан Батлер! Подобное вы не должны мне говорить! Вы забылись! Перестаньте!

Он, не останавливаясь ни на секунду, продолжал изливать душу, вцепившись в ее платье, как будто от этого зависела его жизнь.