– Проходи и садись, – наконец произнес он. – Она умерла?

Скарлетт кивнула и нерешительно направилась к столу, гадая, что может означать это новое выражение лица мужа. Не вставая, он подвинул ей ногой кресло, и она села. Жаль, что о Мелани он заговорил так рано. Скарлетт не хотелось заводить о ней речь сейчас и заново переживать мучительную боль, испытанную час назад. Впереди у нее целая жизнь, и времени помянуть добрым словом Мелани хватит. В этот вечер, в эту минуту ей хотелось крикнуть Рету: «Я люблю тебя!», чтобы он знал, о чем она думает. Но в его лице было что-то такое, что остановило Скарлетт, и ей стало вдруг стыдно говорить о любви, когда тело Мелани еще не остыло.

– Ну что же, упокой, Господи, ее душу, – тяжело вздохнув, продолжал Ретт. – Из всех, кого я когда-либо знал, одна она была абсолютно добрым человеком.

– О, Ретт! – горько воскликнула Скарлетт, сразу вспоминая все то хорошее, что сделала для нее Мелани. – Почему ты не пошел со мной? Это было ужасно… ты был так нужен мне!

– Я бы не выдержал, – просто ответил он и, помолчав, тихо прибавил: – Это была очень благородная дама.

Унылый взгляд Ретта устремился вдаль, и в глазах его опять мелькнуло выражение, которое она заметила в отблеске пылающей Атланты, когда он сообщил ей, что присоединяется к отступающей из города армии южан, – удивление человека, который прекрасно изучил себя, но неожиданно в самом себе открыл чувство преданности и душевное волнение и теперь стыдится этого.

Задумчивые глаза Ретта скользнули поверх ее головы, как будто он увидел Мелани, бесшумно вошедшую в комнату. В его прощальном взгляде не было ни сожаления, ни боли, только удивление самим собой, только волнение от тех острых переживаний, испытанных в юности, когда он повторил:

– Это была очень благородная леди.

Скарлетт вздрогнула, и радостное ощущение, с которым она как на крыльях летела домой, ушло из ее сердца. Она догадывалась, что творится в душе Ретта, когда он прощался с единственным на свете человеком, которого уважал, и отчаяние снова охватило ее, отчаяние от неутешной скорби, испытываемой уже не ей одной. Она не могла полностью понять или разобраться в том, что он испытывает, но ей показалось, что она слышит шуршанье юбок Мелани и ее тихий ласковый голос. Глазами Ретта она прощалась не с женщиной, а с легендой, воплотившей в себе образ тех чутких и скромных женщин Юга, наделенных непреклонной волей, на которых держался дом в годы войны и которые своими хрупкими, любящими руками после поражения сумели возродить родной край.