– Она оказалась права, насколько могла судить об этом. А тебе, Скарлетт, никогда не приходило в голову, что даже самой вечной любви приходит конец?

Скарлетт от изумления раскрыла рот.

– Моя – кончилась, – продолжал Ретт, – из-за Эшли Уилкса и твоего безумного упрямства, которое заставляет тебя, как бульдога, бросаться за тем, на что ты положила глаз… Да, моя – кончилась.

– Но любовь не может кончиться!

– Твоя любовь к Эшли тому доказательство.

– Но моя любовь к Эшли никогда не была глубокой!

– В таком случае ты располагала ее хорошей копией… до сегодняшнего вечера. Скарлетт, я не упрекаю и не обвиняю тебя. Это время прошло. Поэтому избавь меня от оправданий и объяснений. Если можешь в течение нескольких минут выслушать меня, не перебивая, я объясню, что имею в виду. Хотя, видит Бог, объяснять тут нечего. Правда так очевидна.

Скарлетт села, и резкий свет газового светильника упал на ее побелевшее лицо. Она посмотрела в эти хорошо знакомые глаза (которые, в сущности, знала так мало), прислушиваясь к его спокойному голосу, говорящему вначале малозначащие слова. В такой манере Ретт еще никогда не говорил с ней – как равный с равным, как говорят люди между собой – без всяких подначек, шуточек и загадок.

– Задумывалась ли ты когда-нибудь над тем, что я любил тебя так, как только мужчина может любить женщину? Любил долгие годы, прежде чем ты стала моей? Во время войны я уезжал из города, чтобы забыть тебя, но не мог и поэтому всегда возвращался. После войны, рискуя быть арестованным, я вернулся и отыскал тебя. Я так любил тебя, что, кажется, убил бы Фрэнка Кеннеди, если бы он вовремя не умер. Я любил тебя, но не мог дать знать тебе о своем чувстве. Ты, Скарлетт, жестоко относишься к тем, кто любит тебя. Ты забираешь любовь у мужчин и размахиваешь ею, как кнутом, над их головами.

Из слов Ретта она поняла, что он ее любил, но это могло означать все, что угодно. Поймав слабое эхо страсти в его голосе, Скарлетт воспрянула духом и с замиранием сердца ловила каждое слово мужа.

– Когда женился на тебе, я знал, что ты не любишь меня. Видишь ли, я знал про Эшли, но по своей глупости считал, что смогу тебя переделать. Можешь смеяться, если хочешь, но мне хотелось заботиться о тебе, баловать тебя, дать тебе все, что ты пожелаешь. Я хотел жениться на тебе, оберегать тебя и предоставить полную свободу во всем – лишь бы ты была счастлива… с тем же успехом я старался осчастливить Бонни. Тебе, Скарлетт, многое пришлось вынести. Кому, как не мне, знать, через что ты прошла. Я хотел, чтобы ты перестала бороться с жизнью и предоставила это мне. Я хотел, чтобы ты резвилась, как ребенок, – ты и была ребенком, смелым, испуганным, своенравным ребенком. Сдается мне, им и осталась. Никто, кроме ребенка, не может оставаться таким своевольным и таким бесчувственным…