Светлый фон

Под ногами легонько скрипели сосновые иглы, упавшие в почву. Тут и там лежали сухие ветки, а из-под толстого слоя мха, похожего на ковёр, покрывавший древесные корни, выглядывали кочки. Одно лишнее движение, и тихо пройти по лесу не получится. Но у каждого дерева, у каждого куста здесь были глаза и уши.

Лес принадлежал трём убийцам, что охотились на здешних угодьях. Это была их территория, и они были страстными мучителями и жестокими садистами – эти ублюдки, охочие до человеческой крови. У убийц Овхары не было ни желания выбраться отсюда, ни жажды узнать, что находится за пределами их земель. И, как самые настоящие хищники, они делили друг с другом границы и никогда их не переступали. Ну или почти никогда.

В Лесу можно было угодить под пулю или в силки Охотника – коренастого молчаливого смуглого человека с мягкими тёмными волосами, скуластым лицом и небольшой бородкой. Он был одет в старую чинёную дублёнку, а на груди держал шнурок с маленьким глиняным медальоном: немногим доводилось видеть его вблизи, но те, кто видел, вытерпели перед этим жестокую боль от столь же жестокой смерти. Он носил при себе охотничью винтовку, подстерегал добычу, прячась между деревьями, но пользовался винтовкой редко: ему больше нравилось добивать выживальщиков ножом с костяной рукоятью.

В Лесу за каждым мог проследить и внимательный, всегда вежливый Барон Суббота в чёрном поношенном пальто и изящной шляпе, сдвинутой на лоб. Его смуглое лицо покрывал рисунок-череп, а коричневые волнистые волосы спускались до самых лопаток, скрывая в одежде прорехи, из которых торчали иглы и булавки. Ими он любил мучительно долго пытать пойманную жертву, чтобы затем, натешившись вдосталь, оборвать жизнь жестокими ударами ножа-вендетты.

Страшнейшим из зверей в Лесу был Палач, устроивший свои страшные ловушки повсеместно. Их было почти невозможно заметить. Тем более из них едва ли кто выбирался, а если это и случалось, Палач был тут как тут. Насвистывая одну из своих любимых песенок, он шагал по лесу. Ему была знакома здесь каждая кочка, каждая веточка. Попасть к нему в руки было страшным мучением. Он медленно душил своих жертв проволокой-егозой или резал их на куски. Она была у него такой бритвенной остроты, что нужно было лишь обвить ею нужную часть тела, и шипы кромсали плоть, причиняя невыносимые муки. Палач был единственным здесь, в чьих руках люди молили о смерти. В бурого цвета старом комбинезоне, утратившем всякие другие краски, в высоких ботинках, с тёмно-каштановыми волосами по плечи, со смуглым, тёмным, волевым лицом с чувственными, красивыми чертами, но с глазами такими жуткими – большими, выпуклыми, непроницаемыми, под тяжёлыми нависшими веками, – что от одного взгляда пробирала дрожь.