– Давай-ка попробуем этим, – сказала она и просунула между железных ржавых зубов осколок острого камня. – Ну-ка!

И нажала на него. Капкан открыть не удалось, но я приободрилась. Теперь нас было двое. Беглецы из разных групп, рассеянных по лесу, редко приходили друг другу на помощь. Мне говорили, так было не всегда, но вскоре жертвы поняли, что помогать бесполезно – всё равно никто не выживал. Но эта, кажется, так не думала. Отбросив ненужный камень в сторону, она подтащила ко мне большую ветку и попыталась разомкнуть капкан ею, словно рычагом. Всё это время свист в тумане не прекращался. Он был то тише, то громче. То ближе, то дальше. Я уже могла разобрать даже песню, которую насвистывал Палач: «Мистер Песочник», старая вещь из шестидесятых. Затем, когда капкан едва-едва поддался, Палач, верно, заметил это и выступил нам навстречу.

Взгляд его был почти ласков, и он поглядел на нас обеих, как смотрит коллекционер на бабочек, которых не терпится накрыть сачком и отравить формалином. Мы замерли, будто перед нами действительно был крупный хищник, способный броситься в любую секунду.

И мы не ошиблись.

Он ринулся к нам, но девушку лишь схватил за отворот куртки и швырнул в сторону, так небрежно, точно она совсем ничего не весила. Палка выпала из её рук. Беглянка ударилась боком о выступавший из земли древесный корень и изогнулась от боли. Палач не тронул её, но встал передо мной так, словно преграждал ей путь или загораживал меня. Бросив на неё злой взгляд, сказал:

– Не мешай мне здесь. Уходи.

– Даже не собираюсь! – ответила она. – Ты очень смело обходишь меня третьей дорогой, если встречаемся один на один!

– Убирайся отсюда.

Он отвернулся от неё и опустился передо мной на корточки. Лицо, озарённое холодной улыбкой, обрамляли грязные, повисшие сосульками волосы. Он протянул ко мне руку, нерешительно коснулся головы. Я мотнула ею и отползла назад в сухой листве. Короткая цепь не давала мне сделать лишнего движения. Палач хмыкнул:

– Не боишься меня, крошка?

Глаза у него были безжизненные, как два тёмных камня с потускневшими гранями. Сжавшись и пытаясь безуспешно высвободить раненую ногу, я огрызнулась, не желая показывать, что на самом деле он вгонял меня в ужас.

Он сжал челюсти, выдавил скупую улыбку, спрятавшуюся в уголках губ. Искоса взглянул себе под ноги. Не стоило мне этого говорить. Не стоило злить его.

– Пошёл к чёрту!

– Жаль, – обронил он. – Жаль, что ты так груба. Я хотел покончить с тобой быстро, но теперь думаю, что нам стоит познакомиться получше… а вот это очень неразумно, очень!