— Они тебе больше не нужны, не волнуйся, — любезно ответила она.

Ответ не показался мне убедительным. Медсестра подошла, указывая на мои пальцы.

— Мы продезинфицировали все твои порезы. С ними все в порядке.

Она наклонила голову и улыбнулась, но мне не хотелось улыбаться в ответ.

— Ты занимаешься садоводством? У тебя столько шрамиков на пальцах!

Я молчала, как будто не слышала вопроса, и смотрела на нее.

— Я хочу… свои пластыри.

Медсестра часто заморгала, силясь меня понять, и сказала:

— Но ведь они тебе больше не нужны.

Возможно, она подумала, что моя бессмысленная просьба была следствием пережитого шока. После моего приступа безумия, когда я кричала, царапалась, вырывалась и выдернула иглу из вены, медсестры в отделении посматривали на меня с опаской.

В любом случае медсестра почувствовала облегчение, заметив кого-то на пороге палаты. Она быстро повернулась и исчезла, вынудив меня поднять глаза на незваного посетителя.

Лучше бы я этого не делала. Воздух вокруг меня сгустился, стало трудно дышать, в горле застрял комок. В пространство палаты вторглось чужеродное тело — Лайонел.

Морщинки вокруг глаз, искусанные губы — это все что я успела заметить, потому что почти сразу же перевела взгляд на стену.

Я хотела остановить его, сказать, чтобы он не подходил близко, но не смогла издать ни звука изза спазма в горле. Он встал возле моей кровати, и впервые за все время я хоть что-то почувствовала: сильно пожалела, что не могу бегать, а то меня здесь уже не было.

Минута, пока он, подыскивая слова, стоял рядом, тянулась вечно. — Наверное, я последний человек, которого ты хотела бы видеть.

Он не смел взглянуть на Ригеля. У меня скрутило живот при мысли, что Ригель сейчас лежит рядом, находясь на грани между жизнью и смертью.

— Я… слышал, что ты разговаривала с полицейским и сказала ему, что это был несчастный случай. Спасибо тебе за то, что сказала правду.

Мой взгляд застыл на стене. Лайонел жадно искал его как человек, который не знает, как искупить свои грехи.

— Ника, — умоляюще прошептал он, потянувшись к моей руке, — я не хотел…

Он вздрогнул оттого, как резко я отдернула руку, рискуя вырвать трубочку капельницы. А потом я посмотрела на него, горя от гнева. Моя рука подрагивала, когда я медленно произнесла ледяным тоном: