— Я хотела, чтобы ты позволил мне тебя понять, но ты всегда меня отталкивал. Я думала, ты боишься довериться мне, поэтому не подпускаешь к себе, не даешь мне ни единого шанса… Но, Ригель, ты лишал этого шанса себя, а не меня.

Я сморгнула слезу.

— Ты ко мне несправедлив, Ригель.

Я задрожала, как будто внутри меня случилось землетрясение и воздух в палате вдруг стал едким и горячим.

— Ты ко мне несправедлив, — опять упрекнула я сквозь слезы. — У тебя никогда не было права решать за меня… и держать меня на расстоянии вытянутой руки. А теперь ты снова собираешься меня бросить.. Но я тебе этого не позволю, — настаивала я. — Слышишь? Не позволю! Я сдернула одеяло и в отчаянии потянулась к его неподвижному телу, которое было где-то рядом и одновременно слишком далеко от меня. Я села на кровати, свесила ноги, ступни коснулись прохладного пола. Затекшая лодыжка заныла, и пришлось опереться на матрас, чтобы встать, но ноги подкосились, и я рухнула на пол. Предплечье пронзила резкая боль, ребра, казалось, вонзились в плоть. Я закусила губу и тихо заныла. Что бы подумала медсестра, если бы сейчас меня увидела?.. Жалкое зрелище.

Еще какое-то время полежав на полу, я все-таки нашла в себе силы доползти до его кровати. Я нащупала руку Ригеля и потянула ее к себе. Сжала его ладонь и вспомнила, как много раз он сжимал мою, в темноте подвала, когда мы были детьми.

— Не оставляй меня, — умоляла я, стоя на коленях и плача, — только не сейчас, пожалуйста. Не уходи туда, куда я не смогу добраться. Позволь мне быть рядом с тобой. Давай останемся вместе, потому что мир, в котором нет тебя, для меня невыносим. Я верю, Ригель… я хочу верить, что все-таки существует такая сказка, где волк берет девочку за руку. Останься со мной, и давай напишем нашу сказку вместе! Пожалуйста!

Я прижалась лбом к его руке

— Прошу тебя, прошу, прошу… — повторяла я, всхлипывая.

Не знаю, сколько я просидела у его кровати, желая слиться с его душой. Но в ту ночь что-то изменилось. Если он и правда меня слышал, тогда я отдам ему все, что у меня есть.

На следующий день я попросила медсестру больше не задергивать занавеску, отделяющую меня от Ригеля, ни утром, ни вечером, чтобы мне было не так тоскливо лежать в этой палате. Мол, посмотрю на парня на соседней койке, и сразу становится как-то веселее.

Приехала Анна и, казалось, меня не узнала. Я сама не знала, куда девались потухший взгляд и равнодушное выражение лица? Она вошла в палату, когда я уже проснулась и полусидела с сосредоточенным видом.

— Доброе утро! — первая бодро поздоровалась я.