– Мы просто разного хотим, милая, – сказал он, даже не попытавшись для приличия состроить скорбную мину.

– И чего же, по-твоему, хочу я? – огрызнулась она, с ужасом чувствуя, что в глазах внезапно защипало.

– Того же, чего ты всегда хотела. Большего.

В сущности, в его словах не было ничего удивительного. Бог свидетель, она их слышала множество раз. И даже признавала, что в этом есть доля правды. Она действительно в последнее время хотела большего. Хотела настоящей жизни вместо этой идеальной фальшивки, этого розового, блестящего облака сахарной ваты, которым сама себя окружила.

Но она понятия не имела, как можно в ее возрасте начать жизнь заново. Она слишком любила свою работу, чтобы отказаться от нее; к тому же, побыв богатой и знаменитой, не так-то просто вновь вообразить себя обычным человеком.

Шагая по запруженным людьми улицам Манхэттена под удивительно теплым весенним солнцем, Талли примечала местных жителей, которые торопливо лавировали в толпе ярко одетых туристов. Сегодня, впервые после долгой и снежной зимы, выдался солнечный день, а Нью-Йорк мало что меняло так сильно, как первые лучи солнца. Люди выползали из своих крошечных квартир, надевали обувь поудобнее и шли гулять. Справа зеленел, точно оазис в пустыне, Центральный парк. Замешкавшись на минуту, она вдруг увидела в нем свое прошлое – двор Вашингтонского университета: кругом носится молодежь, летают фрисби и мячики для сокса. Вот уже двадцать лет прошло с тех пор, как она навсегда оставила кампус. В эти двадцать лет уместилась целая жизнь, но ровно на одно мгновение ей показалось, что до прошлого рукой подать, что оно всегда держалось рядом, точно тень.

Она с улыбкой тряхнула головой, чтобы избавиться от наваждения. Надо будет вечером позвонить Кейти, рассказать, что ее лучшая подруга впадает в маразм.

Талли как раз собралась пойти дальше, когда вдруг увидела его.

Он стоял на пешеходной дорожке чуть поодаль, у подножия холма, а рядом катались на роликах две девочки-подростка.

– Чед.

Впервые за долгие годы она произнесла это имя вслух, и на вкус оно было сладким, как миндальный ликер. От одного его вида Талли снова почувствовала себя молодой – будто сошел панцирь разделявших их лет.

Она сделала несколько шагов и остановилась в начале дорожки. Над головой огромным зонтом раскинулись ветви высокого дерева, и, замерев в тени, она тут же вздрогнула от холода.

Что сказать ему теперь, когда позади целая жизнь? А что скажет он? С того памятного дня, когда Чед сделал ей предложение, они ни разу не виделись. Он хорошо знал ее тогда – слишком хорошо, чтобы дожидаться отказа. Но они любили друг друга. Талли с тех пор успела повзрослеть, накопила достаточно мудрости, чтобы понимать – так оно и было. А еще она понимала, что любовь не исчезает без следа. Она может поблекнуть, высохнуть, точно кости, оставленные на солнце, но неспособна просто испариться.