– А Эмили осталась тебе помогать.

Улыбка Мары потускнела.

– Ага.

– Так что, будешь со мной печь?

– Буду.

Кейт запретила себе реагировать слишком бурно. Ей хотелось улыбнуться до ушей, признаться, как она счастлива, но она лишь кивнула и вслед за дочерью вошла в дом и направилась на кухню. За последний год, выдавшийся весьма бурным, она успела кое-что понять про двенадцатилетних девочек. Пока они катаются на американских горках собственных эмоций, родителям нельзя терять самообладание ни на минуту.

Следующие три часа они трудились бок о бок на большой кухне, оформленной в деревенском стиле. Кейт напоминала дочери, как смешивать ингредиенты, показывала, как по старинке смазывать противень маслом. Они болтали о всякой ерунде, не касаясь важных тем. Кейт следила за обстановкой как заправский стратег и наконец интуитивно выбрала подходящий момент, чтобы перейти в наступление. Они только что покрыли глазурью последнюю порцию печенья и складывали грязные тарелки в раковину, когда она спросила:

– Хочешь, еще сделаем? Отнесем Эшли.

Мара замерла.

– Нет, – ответила она едва слышно.

– Но Эш ведь их обожает. Помнишь, как-то…

– Она меня ненавидит, – сказала Мара, и тут дамбу наконец прорвало. Глаза ее наполнились слезами.

– Вы поссорились?

– Не знаю.

– Как это не знаешь?

– Не знаю и все, ясно?

Разрыдавшись, Мара отвернулась.

Кейт бросилась к дочери, ухватила ее за рукав и крепко прижала к себе, шепча:

– Я с тобой, милая.

Мара стиснула ее в ответ.