– Талли не придет.

– В смысле?

– Твоя крестная фея должна передо мной извиниться. А извиняться она не умеет. Надо же, и в этом вы похожи.

Впервые за весь их разговор на лице Мары мелькнул страх. Боялась она одного – потерять Талли.

– В твоих интересах хорошенько подумать о том, как ты ко мне относишься, Мара. – Голос Кейт дрогнул, ей с большим трудом удавалось говорить спокойно. – Я тебя люблю больше жизни, а ты намеренно причиняешь мне боль.

– Я тут ни при чем.

Кейт вздохнула:

– Ну естественно, Мара. Ты всегда ни при чем.

Этого говорить не следовало. Едва слова сорвались с губ, Кейт захотела взять их обратно, но сказанного не воротишь.

Мара рывком распахнула дверь и с грохотом захлопнула ее за собой.

Внезапно наступила тишина. Где-то за окном пропел петух, залаяли собаки. Слышно было, как кто-то ходит на первом этаже, – половицы в этом старом доме скрипели при каждом шаге.

Кейт уставилась на телефон, ожидая звонка.

– Это вроде мать Тереза говорила, что одиночество – самый ужасный вид нищеты? – сказала Талли, хлебнув «грязного мартини».

На лице человека, к которому она обратилась, на мгновение мелькнул испуг – будто он вел машину по темной пустой дороге и внезапно ему наперерез выскочил олень. Затем он рассмеялся – особенным, говорящим смехом, как бы признавая в Талли свою, подчеркивая их общее превосходство над миром, их привилегированность. Такому смеху учатся в гулких коридорах Гарварда или Стэнфорда.

– Что люди вроде нас знают об одиночестве и нищете? К вам на день рождения явилась сотня человек, а шампанское и икра, господь не даст соврать, стоят недешево.

Талли попыталась, но не смогла вспомнить его имя. А ведь этот тип – ее гость, должна же она знать, кто он, черт побери, такой?

И что за муха ее укусила – так нелепо изливать душу постороннему человеку?

Исполнившись отвращения к себе, она прикончила мартини – второй за вечер – и направилась к временному бару, который устроили в углу ее пентхауса. За спиной у одетого в смокинг бармена сияло небо Сиэтла – густая чернота, усыпанная яркими искрами звезд.

Нетерпеливо дожидаясь третьего мартини, она убивала время пустой болтовней с барменом. Едва напиток был готов, она подхватила его и поплыла к террасе, огибая стол, на котором громоздились завернутые в блестящую бумагу, обвязанные яркими лентами коробки. Можно и не открывать, известно, что внутри: бокалы для шампанского «Уотерфорд» или «Баккара», серебряные браслеты и фоторамки из «Тиффани», ручки «Монблан»… может, еще кашемировый палантин или пара подсвечников из дутого стекла. Дорогие подарки, которые преподносят друг другу шапочные знакомые и коллеги, достигшие определенного уровня доходов.