– В конце концов, это всего лишь телепередача. Настоящая жизнь каждого человека там, где его друзья и семья, а у меня, как однажды сказал мне старый друг, семья есть. И сейчас она во мне нуждается.

Она сняла микрофон и, уронив его на пол, вышла со сцены.

В последнюю ночь Кейт в больнице Талли убедила Джонни отвезти детей домой и заняла его место на второй койке в палате, подкатив ее почти вплотную к кровати Кейт.

– Я тебе принесла кассету с последним выпуском моей программы.

– С тебя станется решить, что именно этого умирающей женщине и не хватает.

– Ха-ха.

Талли вставила кассету в магнитофон и нажала на кнопку, затем забралась в кровать. Они вместе смотрели запись, точно восьмиклассницы на пижамной вечеринке.

Когда передача закончилась, Кейт повернулась к Талли:

– Приятно знать, что ты по-прежнему делаешь на мне рейтинги.

– К твоему сведению, это был сильный и пронзительный выпуск. И очень важный.

– Ну, ты про все свои эфиры так говоришь.

– Ни фига.

– Весомый аргумент.

– Да если тебя сильный и пронзительный эфир в задницу укусит, ты и то его не признаешь.

Кейт улыбнулась, но улыбка вышла такая же бледная, как ее кожа. Без волос и с запавшими глазами она казалась совсем юной, хрупкой.

– Устала? – спросила Талли, усаживаясь на кровати. – Спать будем?

– Я заметила, что ты извинилась передо мной на всю страну. Как умела. – Улыбка сделалась шире. – Не признала, конечно, что повела себя как свинья, да и прощения не попросила. Но я-то понимаю, что ты имела в виду.

– Это тебя просто морфием накачали. Я у тебя там случаем не летала, нет?

Кейт рассмеялась, но почти сразу закашлялась.