Талли резко выпрямилась:
– Все в порядке?
– Не то чтобы. – Кейт принялась шарить по тумбочке в поисках стакана. Талли протянула руку и направила трубочку ей в рот. – Я, кстати, начала писать в твоей тетрадке.
– Круто.
– Будешь помогать мне вспоминать, – сказала Кейт, отставив стакан. – Я огромную часть жизни провела с тобой.
– Если не всю жизнь. Господи, Кейт, мы же совсем мелкие были, когда познакомились.
– Можно подумать, мы теперь взрослые, – тихо сказала Кейт.
Талли услышала в ее голосе ту же печаль, которую чувствовала сама. Сейчас меньше всего хотелось думать о том, как они еще молоды. А ведь годами друг друга подкалывали – дескать, старость пришла.
– Много написала?
– Страниц десять. – Не дождавшись от Талли реакции, она нахмурилась: – Неужто ты не потребуешь прочитать?
– Не хочу навязываться.
– Не надо, Талли, – попросила Кейт.
– Чего не надо?
– Вести себя со мной так, будто я умираю. Я хочу, чтобы ты была… собой. Иначе я забуду, кто я есть. Договорились?
– Ладно, – тихо сказала Талли, пообещав Кейт единственное, что могла ей предложить, – себя. – Договорились. – Улыбка была вымученная, и обе они это понимали. Порой придется лгать – в их ситуации это неизбежно. – Тебе, разумеется, нужна будет моя помощь. Я была свидетелем решительно всех важных событий в твоей жизни. И у меня фотографическая память. Дар, никуда не денешься. Как и моя суперспособность делать макияж и осветлять волосы.
Кейт рассмеялась:
– Узнаю мою Талли.
Даже на обезболивающих уезжать из больницы оказалось трудно. Во-первых, кругом постоянно толпились люди: родители, дети, муж, дядя с тетей, брат, Талли. Во-вторых, это же сколько перемещений: из кровати в инвалидное кресло, из кресла в машину, из машины – к Джонни на руки.
Он пронес ее через весь их уютный, хорошенький домик на острове, который пах, как и прежде, ароматическими свечами и вчерашним ужином. Судя по всему, накануне Джонни готовил спагетти. Значит, завтра будут тако. Этим его кулинарные умения ограничивались. Кейт прижалась щекой к его мягкому шерстяному свитеру.