Светлый фон

– Где-то в Лаосе.

Он порылся в бумагах на столе и поднял над головой какой-то листок.

– Это ваше свидетельство о рождении.

Он передал его судебному приставу, который, в свою очередь, передал его мне.

– Скажите, правильно ли в нем указана дата вашего рождения? – спросил судья Вертер.

– Правильно, сэр. – Я вернул свидетельство судебному приставу.

– Вы понимаете, что, учитывая дату вашего рождения, вы вообще не подлежали призыву?

– Да, сэр.

Бобби, сидевший за моей спиной, заплакал.

– Мой четвертый срок близился к концу, но как назло я угодил в передряги и был в неважнецком состоянии. За четыре года я научился выкручиваться из подобных ситуаций, но в тот конкретный день мне крупно не повезло. Мне требовалась чья-то помощь. Те, кто высадили меня там, сказали, что не вернутся за мной. Слишком опасно. Кроме того, они были бы вынуждены признать, что отправили меня в страну, в которой меня, по идее, не было. Это значило, я должен был рассчитывать лишь на самого себя. – Я посмотрел на судью. – Вы меня понимаете?

Он кивнул:

– Понимаю.

– Тогда один парень, у которого была жена и дочь, которых он любил, у которого было все, ради чего стоит жить на свете, и которому было что терять, нарушил прямой приказ. Он украл вертолет, совершил жесткую посадку в аду и вытащил меня оттуда. У меня была целая жизнь, чтобы размышлять об этом. Что подтолкнуло человека сделать это? – Я покачал головой. – Возможно, вам это трудно понять, но когда я стоял там, посреди жары, насекомых, пуль и штыков, я знал, что земля, на которой я стоял, и все вокруг меня было абсолютным злом. Но как только я услышал стрекот винта, я понял: то, что внутри этой стальной птицы, не может быть злом.

– Я видел, на что способно зло. Зло никогда не жертвует собой ради других. Оно берет то, что ему не принадлежит. Толкает твою голову под воду. Отрывает твою голову от шеи и перекидывает через городскую стену.

Зло доминирует. Контролирует. Уничтожает. Зло – это хныкающий сопляк, и стоит позволить ему войти в вас, как вы тотчас начнете изрыгать ненависть. А это лишь еще одно название того яда, который мы пьем в надежде, что он отравит кого-то другого.

Я обвел взглядом зал суда, посмотрел на Элли, Каталину, Габи, Сюзи и, наконец, на телекамеры.

– Но только не любовь. Любовь устремляется туда, куда другие не пойдут. Туда, где летают пули. Она встает между ними. Изливает себя. Жертвует собой. Она прочесывает пустоши, возвращает утраченное и никогда не подсчитывает цену.

Хотя зал был набит битком, все притихли. Помолчав минуту, я продолжил: