Позднее, в тот же день, я сказал Элли, что хочу прокатиться. Мы уже подошли к «Корвету», когда Каталина крикнула мне с другого края автостоянки:

– Джо! Лучше посмотри на это.

Обойдя ресторан, она вручила мне фонарик и указала на погреб. Мы опустились на четвереньки и поползли по основанию дюны, где наткнулись на Габи и Диего, улыбающихся от уха до уха. Рядом с ними была собака. Что-то вроде родезийского риджбека. Похоже, она произвела на свет восьмерых щенков.

– Это Роско постарался, – прошептала Каталина.

Габи подняла рыжевато-коричневый мохнатый комочек с большими лапами и висячими ушами. Его глаза едва открылись.

– Мы знаем, чья это собака? – спросил я.

– Понятия не имею, – ответила Каталина.

Элли похлопала меня по спине.

– Поздравляю, папочка.

Я указал на пушистые комочки. Все щенки были копией Роско.

– Что теперь мне делать со всей этой оравой?

Габи держала в каждой руке по щенку.

– Мам, мы можем их оставить? – спросила она.

Каталина выгнула бровь.

– Видишь, что ты наделал?

Я улыбнулся.

– Старый добрый Роско.

Я завел «Корвет», и мы с Элли покатили по побережью на юго-восток. Я вел машину со слезами на глазах. Каждые несколько секунд Элли наклонялась ко мне и смахивала пальцем слезинки. Но не все они были слезами печали.

Найти Бобби оказалось нетрудно.

В периоды запоя, которые часто совпадали с моими, мой брат обитал в хижине в крошечном городке под названием Янкитаун. Вернее, то была рыбацкая деревушка на западном побережье Флориды, примерно в двух часах езды к юго-востоку от мыса Сен-Блас. Домик стоял на отшибе и смотрел окнами на запад. Брат в него заползал через дверь, прилипал к бутылке и исчезал из мира, пока не вспоминал, с чего это вдруг он вновь запил. Через неделю-две он выныривал на поверхность, запасался едой и возвращался в безопасные границы своих закатов.