– Мистер Брукс, будьте добры, встаньте.

Звякнув кандалами, я встал. Встал и судья.

– Мистер, Брукс, я даю вам пожизненный срок.

Элли за моей спиной громко ахнула. Как и большая часть присутствовавших в зале. Фотоаппараты мгновенно нащелкали сотни снимков. В зале явно назревали беспорядки. Судебный пристав и четверо хорошо вооруженных полицейских вышли вперед.

Судья Вертер ударил молотком по столу. Зал постепенно угомонился. Посмотрев на репортеров и телекамеры, он перевел взгляд на меня.

– Условия вашего приговора следующие.

Он аккуратно положил молоток на стол и скрестил руки на груди. Его взгляд как будто остекленел и был устремлен куда-то в пространство.

– Живите своей жизнью. Той, которой вам так и не довелось пожить.

– Сэр, я не понимаю вас.

– Я рассмотрел совокупность свидетельств и отменяю решение присяжных. В юридических терминах это называется sua sponte[23]. Поскольку я сижу на этой скамье сорок с лишним лет, то имею право принимать решение самостоятельно. Что, по моему мнению, послужит справедливости лучше, нежели решение двенадцати человек, которые сидели вон там. Я возвращаю их вердикт прокурору штата и заявляю ему, что при желании он может повторно рассмотреть ваше дело. Мнение присяжных мне безразлично. Я убежден, что они ошиблись. И, судя по моему разговору с прокурором штата, он тоже. Учитывая то, что произошло в этом зале, и то, что при этом выяснилось, он понимает: повторное рассмотрение вашего дела стало бы для него политическим самоубийством, и потому не станет этого делать. – Судья Вертер покачал головой. – Мистер. Брукс… вы свободны.

Когда-то я был владельцем луна-парка. В пятницу вечером, когда посетителей бывало с избытком, я называл такую ситуацию контролируемым хаосом. Но это было ничто по сравнению с тем, во что превратился зал суда, когда Вертер, напоследок ударив по столу молотком, сказал:

– Судебный пристав, снимите кандалы с мистера Брукса.

Глава 47

Глава 47

Бобби вызвали на заседание Конгресса для дачи показаний. Я попросил его взять с собой меня. Он счел это не самой лучшей идеей, но я настоял на своем.

– Ты уверен, что хочешь быть здесь? Это может быть неприятно, – сказал он, входя в зал под крики тех, кто жаждал его крови.

– Я видел немало гнусностей, так что меня уже ничем не испугать. Было бы жаль пропустить это зрелище.

Большинство критиков моего брата использовали слушания как возможность самопиара. Они буквально бомбардировали его вопросами, и он отвечал им.

Отвечал честно. И абсолютно спокойно. Я сидел в кресле с ним рядом. Его адвокаты поблагодарили меня за мое присутствие и за мою службу, но повторили, что я не обязан давать показания. Впрочем, учитывая публичный характер моей жизни за последние несколько недель, они сомневались, что мне есть что добавить. Они сказали это так, будто делали мне одолжение.