– В чем дело? Что за шум?

– Я… я просто споткнулась… – на выдохе соврала она, показательно дернув ногой, но от мужчины не скрылось, как заслезились глаза напротив.

– Так больно? Дай посмотрю.

– Нет-нет, все нормально. Правда. Пожалуйста, не надо, не переживай… – залепетала она, выставив вперед ладони.

Нужно было непременно уходить из комнаты. Любой ценой. Если он заметит мобильник или не дай бог Ви додумается перезвонить…

– Кажется, ты хотел поговорить, да? Что ты купил на ярмарке, покажешь? – попыталась отвлечь Беатрис, отводя его в сторону, к выходу.

Едва совладав с дрожью в ногах, она спускалась по деревянной лестнице, цепляясь за перила. С каждым шагом ощущала пристальный взгляд мутно-серых глаз на затылке. Когда оказалась в гостиной, это стало настолько невыносимо, что пришлось найти в себе силы развернуться к мужчине лицом.

Сунув руки в карманы брюк, он остановился и задумчиво посмотрел сквозь нее.

– Знаешь, прежде тетушка Рут избегала разговоров о Ларри…

– Ларри?

– Ее сын, – равнодушно пояснил мужчина. – Разбился на мотоцикле в юности. Она часто его вспоминала, но подробно не рассказывала.

– Ужас…

Его тяжкий вздох послужил безмолвным согласием. Неспешно шагая к панорамному окну, он пустым взглядом уставился в стекло, не обратив внимания на открывшийся вид за ним. В безнадежных попытках осветить этот паршивый день, мертвенное солнце из последних сил пробивалось сквозь мутные облака, низко нависшие над оцепеневшими водами озера Саммамиш.

Погруженный в раздумья, мужчина не сразу заметил, как Беатрис осмелилась подойти чуть ближе и тоже встать у окна. В отличие от него, ее вид природы завораживал.

– Я чувствую себя не очень хорошо после разговора с Рут, – вдруг признался он. Голос звучал приглушенно и надрывно, словно нечто внутри сопротивлялось последующим откровениям: – Когда она с болью в глазах и теплотой в голосе рассказывала о погибшем сыне, мне следовало думать о бедняжке Рут или несчастном Ларри, но все, о чем я мог думать… – Он замялся, а затем с едва скрываемым презрением выдавил: – Моя мать. Эта женщина вряд ли бы так огорчилась, если бы меня не стало.

– Но… ты же ее сын, – возразила Беатрис, оживившись. Подобные мысли казались ей дикостью, даже для такого человека, как он. – Мама не могла не переживать.

Скептично хмыкнув, мужчина потер пальцами подбородок. Разум заволокли смутные воспоминания о скверных временах, искалечивших его. Все то, что он предпочел бы забыть, вычеркнуть из памяти и почувствовать себя нормальным хоть раз.

– Знаешь, в детстве я часто делал вид, что сбегал, прятался или притворялся мертвым, ожидая ее реакции.