– Будь как будет. Пусть бабочка погибнет из-за дождя. Ну и что? Разве она не живет всего три дня? Пусть проведет два дня под дождем, который подарит запах земли. Ей достаточно одного дня из трех. А оставшиеся два – пусть идет дождь. Пусть черная бабочка умрет под дождем.

– Моя наивная бунтарка, – сказал Каран, убирая большим пальцем непослушную прядь волос с моего лица. – Если дождь убьет бабочку… Думаешь, он сможет пойти снова? Каждый дождь – уже смерть. Он каждый раз просто поднимается с того места, где умер в последний раз. Но… Когда дело касается бабочки, чьи крылья он намочил и убил… После этого дождь не может рискнуть и снова подняться. Он в последний раз упадет с неба и исчезнет в ржавых решетках улицы.

– Каран… – Впервые мой голос звучал так отчаянно, произнося его имя. Посмотрев мне в глаза, мужчина медленно кивнул, как бы говоря: скажи мне. – Твоя душа пахнет кровью. – Выражение его лица не изменилось. – Я чувствую запах крови, поднимающейся из твоей души. Она изранена, не так ли?

Когда мои пальцы нежно коснулись его лица, Каран закрыл глаза и ответил на мое прикосновение взмахом ресниц. Он был так красив сейчас…

До смерти прекрасен.

– Изранена… – Мой голос дрожал. – Я права? – Когда я прижала ладонь к его щеке, Каран стиснул зубы, но глаз не открыл. – Она постоянно кровоточит, верно?

Я глубоко вздохнула через нос.

– Камешек, – спокойно произнес мужчина. Его глаза все еще были закрыты. – Ты не понимаешь, да?

– Чего не понимаю? – тихо спросила я.

Его пальцы коснулись моих губ, и Каран одним движением стер с них темно-фиолетовую помаду. Когда он открыл свои черные глаза, они горели.

– Ты там, где не должна быть, в объятиях мужчины, которого не должна знать. Я знаю, ты почувствовала запах крови. Но он исходит не только от моей души. Есть еще одно место, которое ты еще не видела. – Он глубоко вздохнул. – Все мои мысли пропитаны кровью, к ним невозможно прикоснуться.

Когда я положила подбородок ему на грудь, в очередной раз осознала, что у нас было что-то общее. Другой рукой Каран взял с тумбочки серебряную коробочку, достал из пачки черную сигарету с фильтром и зажал ее губами. Медленно поднялся и прислонился спиной к кожаному изголовью кровати. Прижав лицо к его плечу, я смотрела, как Каран поджигал сигарету черной зажигалкой. Он глубоко вдохнул сигаретный дым в легкие, приподнял занавес, скрывающий израненную душу, и посмотрел мне в глаза.

– Ты знаешь, что запах крови исходит и от твоей души? – сказал он и сделал паузу. – Наша единственная разница – ты истекаешь кровью по вине своей семьи. А я… Даже незнакомый мне человек, идущий рядом по тротуару, вызывает у меня кровотечение.