Медсестра сообщает, что оставит нас поговорить на пару минут, и исчезает за дверью. Я благодарна ей за возможность побыть пару мгновений с человеком, рядом с которым весь остальной мир перестаёт для меня существовать.
– И снова ты думаешь обо мне, – произношу я, протягивая руку к его красивому лицу.
– Как я могу думать о ком-то другом, моя роза? Ведь ты первая, о ком я думаю, когда просыпаюсь, и последнее, когда засыпаю. Ничего не изменилось с тех пор.
– Ты такой романтик, – хихикаю я.
– Только для тебя одной.
Я опускаю взгляд на его руку, к которой подсоединён катетер, и всё внутри снова сжимается. Мне так жаль, что это всё с ним происходит.
– Выздоравливай скорее, – говорю я, прижимая ладонь Гая к щеке. – У нас, кстати, теперь будут парные шрамы, как у настоящих романтических парочек.
Он кратко смеётся, видно, что ему тяжело даже просто смеяться, поэтому я кладу руку ему на грудь и говорю:
– Не мучай себя так, а я больше не буду тебя смешить.
–
Эти слова так быстро вырываются из его уст, что я сперва замираю, неуверенная в том, что правильно расслышала его. У меня учащается сердцебиение, и я никогда бы не подумала, что простые три слова «Я люблю тебя» могут быть произнесены
Гай впервые сказал, что любит меня. До этого дня о чувствах говорили лишь его поступки, а теперь и его язык, и голос.
Гай еле поднимает руку и заправляет прядь моих чёрных волос за ухо, потом гладит щеку.
– Раньше я боялся признаться в этом даже самому себе, – тихо продолжает он, беря мою ладонь и поднося её к своим губам.
– И что же изменилось? – спрашиваю я.
– Наверное, впервые наконец набрался мужества принять это.
Он целует мою ладонь, словно я – королева, перед которой он преклоняется.