Светлый фон

“Не прикасайся ко мне”, — читается в ее глазах.

“Не прикасайся ко мне”

— Отстань, Захар! Я всё тебе уже сказала.

— Нет! Не всё! — выдыхаю я, отпуская ее руку, но преграждая ей дорогу. Дышу тяжело. — Ты права! Ты во всем, черт побери, права! Я был слепым, самовлюбленным идиотом! Но я правда... я правда думал… я верил, что у меня будет сын. Я мечтал о нем! Ты же знаешь, как я хотел пацана!

Я хватаюсь за голову, потом снова беру Марину за руку, но она тут же отдергивает ее с отвращением.

Да скажи ты уже что-нибудь!

Но она молчит и просто смотрит на меня. Без эмоций. И это в тысячу раз хуже любой истерики.

— Это не оправдание, я знаю! — продолжаю я, чувствуя, как голос срывается. — Ничто не оправдает того, как я обошелся с тобой и с Кристиной! Но вчера, когда получил ДНК-тест... и узнал, что сын не мой…. Я всё осознал! Я понял... понял, что потерял. Всё, что имело хоть какой-то смысл. И пришел я на день рождения не за тем, чтобы что-то доказать или отобрать у тебя дочь! Я пришел... — я резко замолкаю, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха, — я пришел домой. Это был мой шанс... мой последний шанс всё исправить!

Марина сжимает губы. В ее взгляде мелькает что-то... но нет, это не жалость. Скорее, усталое презрение.

— Дай мне шанс, Марина, умоляю! — говорю я тише, с отчаянной мольбой. — Я буду делать всё, что скажешь! Буду зарабатывать твое доверие, твое прощение каждый день! Я же люблю тебя! Люблю Кристину! И... и Богдана, я даже не видел его еще, но я уже люблю его, клянусь!

Она медленно качает головой.

— Слишком поздно, Захар. Я не верю тебе. Ни одному твоему слову. И никогда уже не поверю.

— Марина... — это уже не мольба, а стон.

Отчаяние сгибает меня пополам. И прежде чем я понимаю, что делаю, мои колени сами предательски подкашиваются.

Я падаю на асфальт перед ней. На колени. Прямо здесь, у ее машины, на глазах у всей улицы.

— Прости меня. Пожалуйста. Прости. Давай начнем всё с чистого листа. Просто дай мне шанс! Еще один шанс!

Марина смотрит на меня сверху вниз, но ее лицо нисколько не смягчается.

— Вставай, Захар. Ты унижаешь и себя, и меня. Твое покаяние... оно фальшивое, как и всё в тебе. Ты же не раскаиваешься. Ты просто испугался остаться один. Но знай, — ее голос становится стальным, — если ты еще раз появишься рядом с нами, если попытаешься приблизиться к детям, я обращусь в полицию. По факту похищения. По факту того, что ты чуть не угробил свою дочь. Я уничтожу тебя. Понял?

Эти слова бьют по мне сильнее, чем удар молота.

Я замираю. Смотрю на нее, на Кристину… и понимаю: всё. Конец.