Мое сердце бьется так бешено, что пульс стучит в ушах. Я смотрю на первый этаж, и из-за того, что жалюзи на окнах шевелятся, кажется, что квартира издевается надо мной, издевается над моим растущим страхом.

Нет, это мой дом. Я не буду его бояться. Делаю шаг ко входу, и Люси, вскочив на ноги, бросается на меня.

– Не надо! Не ходи!

– Я просто закрою заднюю дверь.

– Не оставляй меня! – кричит она. Ее глаза наполняются слезами, стекают по щекам, и ее страх, ее горе сжимают мое сердце. – Пожалуйста, не оставляй меня одну.

– Ладно, – говорю я, – не пойду.

Она позволяет мне посадить ее за спину и утыкается головой мне в шею. Я нежно прижимаю ее к себе и иду от задней двери в переднюю часть дома, на безопасный второй этаж.

* * *

Люси едва может двигаться в толстовке Сойера, но она делает все возможное, чтобы установить мою рождественскую инсталляцию рядом с елкой. Это та самая толстовка, которую Сойер одолжил мне в ночь нашего первого поцелуя, и я тогда не отдала ее, потому что она пахла им. Мне дорого это напоминание о нашей ночи вместе. Когда я предложила ей эту толстовку в качестве одеяла, она с жадностью натянула ее на голову и обняла меня. Я стою у окна, высматривая папу. И тревожусь сильнее, чем стоило бы. Когда мы с Люси поднялись наверх, папа уже спускался по лестнице. Он не обрадовался тому, что шестилетний ребенок остался дома один на долгое время. И тому, что задняя дверь на первый этаж открыта настежь. Затем последовала пьеса сопротивления, наполненная рыданиями и тирадой Люси о преследующих монстрах. С тех пор как он исчез в их кухне, отца не видно.

Мой сотовый в руке, и я снова смотрю на сообщение, которое Сойер прислал мне несколько минут назад: «Я уже в пути».

Чувство вины терзает меня, потому что Сойер говорил мне, как важно для него быть на работе, так как он слишком часто отлучался из-за расписания матери, его расписания плавания и встреч анонимных алкоголиков. Но что еще мне оставалось делать? Люси нуждается в брате.

Раздается стук в дверь, и я с облегчением вижу Сойера на мониторе. Я пересекаю комнату, открываю дверь, и мне больно от того, каким изможденным он выглядит.

– Привет, – говорю я, – мне очень жаль, что пришлось написать. Я знаю, что тебе нужно было работать.

– Не беспокойся. – Он входит и притягивает меня к себе, чтобы обнять. – Я рад, что ты написала.

Он целует меня в висок, и это заставляет мое сердце трепетать. Затем Сойер отпускает меня и направляется к сестре.

– Привет, Люси.

Люси сияет и, отбросив «Снупи: Маленький барабанщик»[15], бросается к нему. Он поднимает ее, и она неуклюже обнимает его за шею, путаясь в рукавах толстовки. Он крепко обнимает ее в ответ и несет к дивану, усаживая ее себе на колени. Сойеру приходится осторожно вытаскивать ее из толстовки и уговаривать не зарываться в нее глубже.