— Не знаю. Наверное, да. Это было бы… нормально. Как будто что-то обычное. Не какие-то дурацкие подарки и походы в кино, а что-то настоящее.

Анна смотрела на дочь и видела, как быстро она взрослеет, как учится жить в этом сложном мире обманутых ожиданий и несбывшихся надежд.

— Хорошо, — сказала она.

— Раз в неделю. На нейтральной территории. Я буду рядом, в той же кофейне. На всякий случай.

Маша вдруг улыбнулась, и её лицо впервые за весь день посветлело.

— Знаешь, а он сказал одну вещь. Сказал, что ты всегда была сильнее его. И что он это знал, но боялся признать. И что его новая… та женщина… она была слабее, и поэтому с ней ему было удобно.

Анна слушала эти слова, и они падали внутрь неё, как камни в пустой колодец. Не вызывая ни радости, ни гордости. Лишь лёгкую грусть.

— Это не оправдание, — тихо сказала она.

— Это просто объяснение. И его одного мало.

— Я знаю, — кивнула Маша.

— Но это хоть что-то.

Они вышли из кафе и пошли домой, держась за руки. Снег снова шёл, большой и мокрый, залепляя глаза.

— Мам, а ты ещё злишься на него? — спросила Маша уже почти у подъезда.

— Нет, — честно ответила Анна.

— Злость — это как пить яд в надежде, что отравятся другие. Я просто… отпустила. И мне стало легче.

Маша крепче сжала её руку.

— Я тоже хочу научиться так.

Анна остановилась и посмотрела на свою дочь — свою девочку, которая училась прощать не потому, что это легко, а потому, что иначе — слишком тяжело.

— Ты научишься, — сказала она.

— У тебя хороший учитель.