По мне прошла невидимая рябь, и все, что я смог сделать, – это отрицательно покачать головой. Последнее, чего я ожидал, – что ее руки обхватят меня сзади, что она прижмется ко мне и крепко обнимет, когда я полностью закроюсь.

Я этого не ожидал. Но в ту секунду, когда Эмма сделала это, мое тело отреагировало сильной дрожью, сердце бешено заколотилось о ребра. Я обхватил ее тонкие предплечья, погладил шелковистую кожу, нуждаясь в этом контакте.

– Я не хочу ссориться, – сказала она.

Тогда я повернулся, притягивая ее к себе.

– И я не хочу.

Мы тихо стояли, обнявшись, на кухне, которая скоро станет ее. Я прижался щекой к ее голове, вдыхая аромат волос, впитывая тепло ее тела. Но слишком скоро Эмма отстранилась и откинула голову назад. Ее глаза цвета индиго скользнули по моему лицу.

– Если ты станешь играть за свою старую команду, значит, вернешься в Вашингтон.

Правда выплыла наружу, как бревно, брошенное в пруд. И снова Эмма озвучила то, чего я не хотел. Но теперь все было ясно. Я позволил своим рукам соскользнуть с ее тела, хотя все, чего мне хотелось, – это обнять ее покрепче.

– Ничего не решено. Это всего лишь пробы, но да, если я стану играть, то буду базироваться в Вашингтоне, но также ездить по всей стране.

– Я знаю, как это работает. – Она вымученно улыбнулась. – Я тоже буду занята. Скоро начнутся съемки. На самом деле на следующей неделе у меня назначена первая встреча. Ну, знаешь, чтобы обсудить кое-какие идеи, познакомиться с актерским составом, что-то в этом роде.

Отойдя, Эмма стала расхаживать по кухне.

– Сюда нужен хороший стол. Что-то похожее на то, что есть у Амалии. Может, еще подвесная полка для медных кастрюль и сковородок по всему островку.

Бормотание Эммы показалось мне не очень хорошим знаком. В груди образовался комок, который увеличивался в размерах по мере того, как она говорила о том, что хотела бы сделать с этим местом.

– В главной спальне есть частично закрытый балкон с видом на бассейн… – Ее голос затих, она нахмурилась. И я знал, что она подумала о балконе в своем маленьком домике в Роузмонте и о той ночи, когда она смотрела, как я плаваю голышом.

Меня захлестнула печаль. Это напоминало гибель. Наш конец. Я хотел остановить это. Мог бы. Все, что мне требовалось сделать, – это сказать правильные слова. Но я солгал бы. Я знал, что должен попробовать, иначе вечно стану сомневаться, правильное ли я принял решение. Я бы никогда не оправился от подобной потери. Мне бы не удалось вынести больше потерь в своей жизни. Не теперь.

– Я не хочу тебя терять, – выпалил я.