– Как ты не видишь? Я делаю это ради нас. Пытаюсь быть кем-то, кто может стоять рядом с тобой с высоко поднятой головой.
Я будто дал ей пощечину. Эмма буквально покачнулась на каблуках, прежде чем выпрямиться. Ей потребовалось мгновение, чтобы ответить, и, когда она это сделала, ее голос звучал медленно и ровно:
– Ты, кажется, думаешь, будто отношения зависят от того, сколько славы и признания ты можешь привнести в них. Я хочу не этого. Этого хотела Кассандра. И мне жаль, что она заставила тебя думать, будто это все, что на самом деле нужно.
– Это не… – Я замолчал, потому что не знал, правда ли то, что она сказала. И это чертовски меня расстроило. Я нуждался в ней. Только в ней. Ни в Кассандре, ни в ком-либо другом. Я думал, Эмма понимает меня на глубинном уровне. Почему она не видела, как сильно я нуждался в этом шансе?
– И в горе, и в радости, – сказала она, прерывая мои мысли. – В болезни и в здравии. Разве не так все должно быть?
Я не мог встретиться с ее печальным взглядом. Мне хотелось закричать. Внутри я ломался, рассыпался, пока она проговаривала эти слова.
– Однажды ты сказал мне, что я сияю, – продолжила она. – И что этого ничто не изменит. Ни потеря роли, ни неудача. Почему ты не можешь увидеть то же самое в себе? Ведь оно есть в тебе, Люсьен. Ты так ярко сияешь…
– Это я и стараюсь сделать, черт возьми! Ты сказала мне, что я прячусь в Роузмонте. Ты была права. Я пытаюсь это изменить.
Паника овладела моей душой.
– Люсьен… Боже. Почему ты не видишь? Я… – Она подняла руки, затем опустила их, словно признавая поражение. – Я больше не знаю, что сказать.
Решительность ее тона пробрала меня до самого нутра.
– Так это все? Ты бросаешь меня?
Они все бросили меня. Но она осталась. Я ожидал…
– Нет, Люсьен. Я не собираюсь бросать тебя. Я говорю тебе, что чувствую. Мысль о том, что ты сделаешь это, приводит меня в ужас и разбивает мне сердце. – Она прижала кулак к груди. – Это твой выбор. Тебе решать, что с нами будет.
– По-моему, это ужасно похоже на ультиматум, Эм.
Логически я понимал, что она права. Во всем. Но мое сердце?.. Сердце говорило, что мне стоит попробовать. Предполагалось, что я должен следовать своей страсти. Жан Филипп знал об этом. Он предупредил меня, что я не буду доволен, пока не сделаю все возможное, чтобы сохранить то, что люблю, рядом. Он оказался прав – я сломался, когда ушел из хоккея.
Мягкий голос Эммы донесся до меня сквозь пропасть, возникшую между нами: