Я вздрогнул, осознав, что это не кухня Мами́. Это кухня Эммы.

Кухня, которая могла бы стать и моей тоже. Обещание плескалось в ее глазах, как и вопрос, который она не задала. Ведь я бросил шайбу в стекло и разбил все вдребезги.

Хмыкнув, я покачал головой и сосредоточился на настоящем моменте. На своей мечте. На страсти.

– Я сделаю это, – сказал я Бромми. – Ты можешь быть частью этого или нет, но я вернулся.

Он оскалил зубы, почти рыча.

– Ты починил решетку радиатора, – заметил я.

Это заставило его замолчать, и он уставился на меня, будто я понятия не имел, о чем говорю.

– Да, Оззи. Я починил решетку радиатора. А знаешь почему? Потому что мой дантист сказал, что щель начнет сказываться на остальных моих зубах. Так что я поступил умно и исправил это.

– Тонко, Бром.

– Мне нравится так думать. – Бромми пристально посмотрел вниз, затем вздохнул. – Черт. Делай что хочешь, Люк. Как бы глупо это ни было. – Он взглянул на меня с кривой невеселой улыбкой. – Я люблю тебя как брата. Так что буду переживать о тебе как брат. Понял?

– Понял. – Я сжал свою клюшку. – Я тоже тебя люблю, большой гребаный медведь.

Раздались свистки, и мы приступили к делу.

И это было ужасно.

– Оз, вытащи голову из задницы! – крикнул Дилли, красный от напряжения.

Я пропустил три передачи, промахнулся с ударом. Моя техника ухудшилась. Очень сильно. Я поймал себя на мысли, что думаю о вкусовых сочетаниях, а не о прорывах. Каждый раз, когда я приближался к бортам, моя кожа покрывалась холодным потом. Я катался в напряжении, ожидая удара, которого так и не последовало. Потому что ребята щадили меня.

Все наладится, сказал я себе. Но мне было трудно в это поверить.

* * *

Следующий день оказался еще хуже.

Пресса пронюхала о моей «заинтересованности» в возвращении. Они слетелись как мухи на гнилые фрукты. Неужели я скучал по этому? Я не мог понять, по чему, пока уклонялся от бесконечных вопросов, сыпавшихся в мою сторону, и непрекращающихся вспышек фотокамер. Уже не в первый раз я скучал по теплому гулу кухни, ощущению виски в руках и осознанию того, что я полностью контролирую ситуацию.

Уединившись в кабинке туалета, я проглотил свой завтрак. Руки дрожали как осиновые листья. На льду я сдерживался, когда следовало атаковать. Мои мысли блуждали: я думал об Эмме, беспокоился, хорошо ли она питается, хотел быть с ней.