Это не напоминало ни любовь, ни свободу. Это было похоже на работу. Хуже того. Это было похоже на фарс. И лишь конец дня приносил облегчение.

– Эй, Дрексел, – окликнул я нападающего, когда тот вышел из душа и направился к своему шкафчику. – Не хочешь сходить куда-нибудь сегодня вечером?

Бромми встречался с женщиной, которая всю неделю ошивалась поблизости, наблюдая за тренировками. Мне поступали похожие предложения, но я все еще принадлежал Эмме. Я знал, что всегда буду принадлежать ей. Но это не означало, что я должен все время оставаться в гостиничном номере. Мы с Дрекселем часто тусовались после тренировок. Ходили в бар, смотрели какие-нибудь спортивные передачи и болтали о всякой ерунде.

Он тряхнул мокрой головой, разбрызгивая капли воды.

– Не могу. Надо идти домой к Саре и малому.

– Точно. У тебя же ребенок.

Этих слов оказалось достаточно, чтобы Дрексел показал мне несколько фотографий своего пятимесячного сына, пухленького малыша с румяной кожей и огромными карими глазами. Я изобразил интерес, но внутри у меня все болело.

Дрексел ушел, и в раздевалке воцарилась тишина. Все остальные давно разошлись по домам. Мой дом остался в Калифорнии, и Эмма, вероятно, сейчас плавала в бассейне, который простирался перед кухонным окном, через которое я мог бы наблюдать за ней, замешивая тесто или готовя шоколад.

Нет, нет, мой дом здесь. Я сделал выбор. Теперь это моя жизнь. Все, что мне нужно, – это время, чтобы вернуться в ритм.

Меня снова начало тошнить. Я больше не мог сдерживаться. Мои внутренности будто наполнились илом. Закрыв глаза, я почувствовал боли, которые возникают при занятиях профессиональным спортом. Мои бедра протестующе горели и чертовски ныли всякий раз, когда я их сгибал. Когда я попытался выпрямиться, спина едва не прикончила меня. Но я ожидал эту боль. Она была частью моей жизни.

Тебе необязательно испытывать боль.

Но кем я могу быть без нее?

Ее парнем. Свободным. Счастливым.

Уставившись в пол, я едва расслышал звук пришедшего сообщения. Я рассеянно вытащил телефон из сумки и прочитал его.

Моя Эмма: Я только что думала о тебе. Солнце светит в кухонные окна, освещает столешницу. И я вспомнила тот случай в Роузмонте, когда ты готовил макароны «Эрл Грей» с лимонным кремом и свет нещадно бил тебе в лицо. Ты был так поглощен приготовлением этого идеального, нежного кусочка рая, что едва моргал. Лицо суровое, даже свирепое.