Паровозов сглотнул, у него в глазах начало расплываться. Какая же она стала! Бедра шире, грудь на размер больше, чем он помнил. В талии немного прибавила, но это ей шло…

Паровозов сел на стул, словно на раскаленную сковороду. Осматривал гостиную медленно, фокусируясь на каждой детали. Все здесь было пропитано жизнью без него. Фотографии на стенах — дети растут, Соня улыбается…

А, он где был? Чем занимался все это время? Мучился, страдал, пытался забыть. А она жила, растила сыновей, строила свою жизнь. Ревнивый взгляд искал присутствие чужого мужика. Хотелось соскочить и заглянуть в ванную под предлогом — помыть руки. Что он и сделал.

Так-с! Зубная щетка одна большая и две детские. Полотенца выстроились в ряд. Сонькины трусики висят на веревке рядом с носочками мальчишек. Да, он украл! Быстро стянул и трусы, и носочки, распихал по разным карманам брюк. Трясущиеся вороватые руки помыл и утерся ее розовым полотенцем.

Можно выдохнуть, следов другого самца не обнаружено.

Софья расставила на кухонном столе чашки и вазочку с печеньем в форме мишек. На столе дымился заварник с ароматным чаем. Глеб смотрел на нее и не мог наглядеться. Как дебил, забыв закрыть рот, честное слово… Опомнившись, захлопнул челюсть.

Она плавно присела и стала разливать чай, придерживая крышку чайничка. Пар стремился к потолку, а душа Глеба к ней, поскуливая тосковавшей по хозяйке собакой. В серых глазах Сони плескалась усталость и какая-то грустная отрешенность.

Глеб знал, что сейчас начнется самый сложный разговор в его жизни.

Глава 24

Глава 24

— Соня, я знаю, что сильно виноват перед тобой. Меня не оправдывает то, что надрался и меня взяла тепленьким эта су… нехорошая женщина. Вообще не понимаю, как в таком состоянии могло у меня с ней что-то быть. Сонь, три года не живу, а существую без тебя. Не знаю, что стал отцом двух замечательных мальчиков. Сонька, да прости ты меня-а-а, — он сорвался.

Нет, не на крик. Мужчина сполз на пол и уткнулся лицом в ее колени. Обхватил руками бедра и не отпускал. Пусть выслушает, ему столько нужно сказать. Эмоциональностью Глеб не отличался, да и склонности к философии в себе не замечал. Все молчком, все в себе. Но, видимо время пришло, признаться. Излить душу. А, чего уже терять? И так счастье упустил, сквозь пальцы прошло оно и песчинки не оставив.

— Я любил тебя всегда. Только тебя одну, Соня. Как в институте увидел, так запала ты мне в самое сердце. Видел, как ты смотрела на Герасимова, не замечая никого вокруг. Агата была так… Все равно, кто рядом. Смотрел на тебя, вроде обычная девчонка, а у меня мандраж во всем теле, лихорадит от одного присутствия. Честно, не знаю, как держался. Сто раз на дню хотел подойти и признаться… Но, не мог. Ты любила другого. Была не моя.