— Глеб? — удивленно выдохнула она, и рука нечаянно прошлась по светлым волосам, запустив ворох мурашек по его коже. — Ты никогда не говорил. Мы были женаты, Паровозов и ни разу…

— Боялся! — он поднял раскрасневшееся лицо, отчаянно шаря по ней глазами. — Думал, что оттолкнешь, не примешь моего чувства. В друзья к тебе записался… Только по факту, другом тебе никогда не был. Я люблю тебя, Соня. Ты — мое наказание на всю жизнь или моя отрада.

Слышно, как по коридору протопали маленькие ножки. Удивленное сопение, будто малышня так переговаривается, как ежики фыркают.

— Мама? — пропищал Миша, ревниво уставившись на дядьку, который посмел прикоснуться к «святыне».

Мама только для него, ну и немного для Гришки. Что себе позволяет этот человек? Сероглазик скуксился и собрался зареветь. В два горла они точно отгонят дядьку от матери.

— Миша, иди сюда. И ты, Гриша, тоже, — подозвала Софья сыновей, протянув в их сторону руку. — Познакомьтесь, это ваш папа.

— Па! — повторил Гришаня, соображая двухлетним умом, что сие означает.

— Ваш папа, — еще раз подтвердила мама. — Он погостит у нас немного. Маме и папе нужно разобраться кое в чем.

Миша недоверчиво оглядел незнакомца. Папа? Какой папа? У них и так все хорошо. Мама, он и Гришка. Зачем еще кто-то? Но слово «папа» звучало как-то… интересно. Миша украдкой взглянул на Гришку. Тот, кажется, был в восторге и улыбался по самые десна, подхалим…

Глеб тоже не поверил, что Софья призналась. Сама, без уговоров выдала «базу» сыновьям. Он так и сидел на полу, но все равно был выше ребят. Боялся лишний раз шелохнуться, чтобы не напугать. Он позволил кареглазому себя потрогать. Вытерпел, когда ему маленький палец заехал в ноздрю. Чихнул непроизвольно, чем рассмешил мальчишек, которые его окружили и стали смело исследовать. Слово «ваш» карапузы точно понимали правильно. Это теперь их большой мужчина, которого зовут папа. Миша хотел слюнявую собаку, как со второго этажа лопоухий и забавный шпиц, но папа тоже ничего…

Дальше Миша и Гриша кушали кашу — рисовую на молоке. Аппетит после гуляния был хороший, только ложки стучали. Родители пили чай и иногда переглядывались, словно искали контакт между собой. Пока робкий, не очень уверенный.

— Сонь, они уже сами умеют, — Глеб не мог оторваться от просмотра чуда. — Они такие толковые и сообразительные. Интересно, в кого? — хмыкнул, заиграв бровями. Словно говорил, папка то у них — дурак. Мог бы раньше признаться и получить тот взгляд, каким его одарила бывшая жена… Ух, стало жарко!

Глеб не выдержал эмоций, переполняющих его, вылетел и закрылся в ванной. Прикусив кулак зубами, тихо заплакал, давя все звуки в себе. Наклонился над раковиной, включив холодную воду и плеснул в лицо. Еще и еще… Не помогало. Паровозов словил истерику… А, ведь мог не приехать и жалеть себя дальше? Он готов был сам себя сожрать живьем. Нервы трещали. Руки непроизвольно сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Дыхание стало прерывистым и неровным. В висках пульсировала назойливая боль.