Я двигалась, но не летела, не парила над землей, ничем не сдерживаемая, как мне мечталось. Я слышала, как колеса стучат по булыжникам мостовой, как скрипит и вздрагивает на ходу экипаж. Я сразу поняла, что нахожусь в экипаже, – и узнала того, кто держал меня на руках.

– Почти приехали, генерал. Почти приехали, – повторил Гриппи.

Стояла ночь, или, возможно, мне так казалось оттого, что я не могла открыть глаза – веки словно налились свинцом.

– Джон?

Дрожь, пробежавшая по его рукам и груди, сотрясла и меня. Я вся состояла из ужаса, надежды и унижения. Он крепче сжал меня в объятиях и поцеловал в лоб:

– Держитесь, Самсон.

– Агриппа… знает?

– Да. Он знает, что вы моя жена.

– О Джон. Простите меня.

– Не говорите так. – Его голос дрогнул, то ли от раздражения, то ли от горечи. Темнота в экипаже не давала мне возможности увидеть его лицо.

– Тэтчер… сказал?

– Да. Тэтчер сообщил, где вы.

– Я не могу вернуться в Уэст-Пойнт, – с тоской прошептала я.

– Нет, – так же тихо ответил он. – Пожалуй, и я тоже не могу.

– Простите меня, генерал! – взмолилась я. – Я хотела… лишь… остаться с вами.

– Не покидайте меня, Самсон, – выдавил он. – Обещайте, что не покинете.

Я уже могла выговаривать короткие предложения. Мое состояние улучшилось, и я сказала бы то, о чем он просил, – дала обещание, – если бы снова не потеряла сознание в его дрожащих руках.

* * *

– Джон?

Я почувствовала, как его пальцы ерошат мне волосы, как его ладонь накрывает мне щеку, и повернулась, желая прижаться к его загрубелой коже, вдохнуть его запах. Он произнес мое имя. Каждый раз, просыпаясь, я чувствовала все больше сил, и каждый раз генерал был рядом и во всем помогал.