У него тяжёлая рука — склонность к насилию. Не нужно быть провидцем, чтобы понять это. Я бы не удивился, если бы узнал, что он раньше поднимал руку и на жену.

На первый взгляд их дом выглядит спокойным: он ходит на работу, приносит хлеб, а жена занимается детьми. Классика.

Но я клянусь — однажды я зайду в эту грёбаную хате и посмотрю, что там у него внутри.

***

Мои лёгкие горят. Всё тело ломит, будто оно налилось свинцом. Голова гудит, пульсирует болью. Эта боль такая сильная, что она словно отключает меня — одурманивает, парализует, сковывает до онемения, лишает рассудка и качает на грани сознания; я то падаю в бездну, то возвращаюсь обратно — только чтобы снова ощутить её, без конца и края.

Когда зрение наконец возвращается, меня накрывает страх. Страх и боль — острее, сильнее, неотступнее. Сердце колотится в груди так, что я перестаю слышать всё остальное.

Перед глазами только чёрный дым, вырывающийся из ослепительного, мигающего света. Источник жара облизывает кожу, будто разъедая её. Запах бензина и обгоревшего металла.

Я хочу закричать, но голос застрял в горле, сдавленный и беззвучный.

Постепенно вспоминаю удар. Толчки. Тревогу в мозгу. Крики. Хаос.

Картер. Элли.

Дыхание сбивается, когда я осознаю тишину: голоса умолкли. Только скрежет металла и треск пламени. Я пытаюсь пошевелиться — и волна боли пронзает меня. Голова раскалывается, когда я поворачиваюсь к своим пассажирам.

Голова Картера в крови, вдавлена в стекло. Меня тошнит, но я глотаю ком и тянусь к нему, пытаясь привести в чувство. Он не стонет. Не двигается. Не отвечает.

Он не дышит. Больше не дышит…

Элли.

Сердце бешено колотится, и я поворачиваюсь назад — туда, где сидела сестра. Правый глаз — единственное, что у меня работает, левый будто пронзает боль, но этого достаточно, чтобы её увидеть. Без сознания. Неподвижная. Спящая. Безразличная к крови, покрывшей всё её лицо.

Элли.