В палату к тётке Веру не пустили.

Она мерила шагами коридор, поджидая врача.

— Вы дочь? — спросил он, уткнувшись в бумаги.

— Нет, племянница.

— Не знаю, вправе ли я давать информацию племяннице…

— У неё нет детей, доктор. Я её единственная родственница, — слегка приврала Вера, но просто для убедительности. — Говорите как есть. Всё плохо?

— Скажем так: далеко не хорошо. Мы ещё возьмём пару анализов, чтобы подтвердить или опровергнуть свои опасения, а потом уже можно будет говорить предметно.

Вера смотрела на него тревожно и вопросительно.

— Сердце сильно изношено, — ответил скорее на её взгляд, чем на непроизнесённые вопросы врач. — Сосуды тоже оставляют желать лучшего. Гемоглобин на критической отметке, и пока его не поднимем, об оперативном вмешательстве не может идти и речи.

— Ей нужна операция? — ужаснулась Вера.

— И довольно серьёзная. А ещё детоксикация. Её давно и заботливо травят. Операцию-то мы сделаем, но справиться с ядом непросто.

— С ядом? Травят?! — уставилась на него Вера.

«Кстати, там в посылке чай, — возникла перед глазами сцена, как с месяц назад отец небрежно махнул рукой в сторону коробки, что прислали старые друзья деда то ли со Шри-Ланки, то ли с Тибета, где они теперь жили. — Я это сено пить всё равно не буду, а Вальке понравится. Они ей прислали этот хлам, не мне».

И Вера, конечно, взяла.

И сама заваривала и секретаря Машу попросила — вроде он тёть Вале даже понравился.

Вера в ужасе захлопала глазами.

— Позаботьтесь о завещании, пока есть время, — сухо сказал врач и пошёл.

— Я могу её увидеть? — успела спросить Вера.