Светлый фон

Всё же она была умной женщиной. Умной и сильной. И проигрывать умела с достоинством, хотя ни о каком проигрыше сейчас и речи не шло.

— Кажется, ты хотела Марианне что-то сказать, — напомнил Тимур.

Моя мачеха выдохнула.

— Я хотела сказать тебе спасибо за свободу Марка, — посмотрела она на меня. — Я сломала всю голову, но никогда бы не додумалась найти записи с камер. Спасибо, Марианна! Я так привыкла всего добиваться силой и ни за что бы не догадалась, что можно просто попросить. Попросить тебя его простить. Ведь ты была зла, что Марк тебе изменил. Он тебя обидел, предал, обманул. Но этого не сделали ни он, ни я. И всё закончилось как закончилось. Но я усвоила урок. И я прошу у тебя прощение. За то, что не была с тобой до конца честна. Я тебя не обманывала, твой отец изменил завещание сам. Но всё же, этот дом — твой. Поэтому я отдаю тебе его с радостью. И половину всего, что было построено на ваших землях. Как мы с твоим отцом и договаривались. Спасибо и тебе, — повернулась она к Тимуру. — За верность. За то, что напомнил, что на самом деле в этой жизни бесценно.

— Всегда пожалуйста, — улыбнулся он.

— И кстати, мы не договаривались, что я подарю Марианне дом на свадьбу, мы договорились: когда она будет готова. И вижу да, она наконец, повзрослела. Не забывай только платить налоги, — уже спускаясь с крыльца к машине, сказала Камила, — мы всё же ответственные налогоплательщики.

— Камила, — остановила я её. — Это правда?

— Что именно?

— То, о чём сказал Марк?

— Да, я убила его отца, — ответила она, и глазом не моргнув. — Но это была самооборона. Марк очень любил отца, для него тот был богом. Он был мал и многое не понимал, а когда вырос и понял, до сих пор упрямо отказывается принять, что его кумир, который души в сыне не чаял, мог при этом жестоко издеваться над женой. Бить, а потом на коленях просить прощения. И его получать, к сожалению. Я безумно его любила, но, когда встал выбор: он или я, я выбрала себя. И сына.

Она махнула рукой и села в машину.

Я повернулась к Рахманову.

— Скажи это ещё раз.

— Что именно? — удивился он.

— Я напомню. «А если я скажу, что давно его не люблю, ты поверишь?», — повторила я свои слова, а потом его: «Нет. Но знаешь, чего я боюсь? Что твоя амнезия внезапно закончится, и ты станешь той прежней Марианной, что так легко отдала меня мачехе. Той Марианной, что даже не замечала, что я…

— Люблю тебя, чёрт побери, — коснулся он моей щеки.

— И я тебя, Тимур, — заглянула я в его глаза. — Прости, что не сразу разглядела. Что так ничего и не поняла. Ну, ты же знаешь, я никогда не была особо сообразительной. Но я вернулась ради тебя.