Я округлила глаза.

— Меня?

— Ну, ты же стояла между ней и Марком.

— Но с крыши… она ведь сама…

— Сама. Суицидальные наклонности с годами становятся только сильнее. А она уже пыталась глотать таблетки, резать вены. Рано или поздно она бы добилась своего. Но склонность к суициду не отменяет склонность к насилию. Она могла прыгнуть вместе с тобой.

— Но ей не позволил Марк, — сглотнула я.

Покачала головой. Наверное, я всё же в нём не ошиблась: он был бунтарём, и свою любовь, ту самую, просто ещё не нашёл, но я была ему дорога. Он защищал меня, а не себя.

— Его должны были оправдать, но ты… — я повернулась к мужу. — Если ты всё знал, десять лет за что?

— А ты до сих пор не поняла? — он снова задрал рукав, посмотрел на часы. — Тебя ждёт очередной мозгоправ. Поужинаем потом вместе?

— Конечно, но ты не ответил, — я задрала голову, потому что он встал.

— Я хотел, чтобы ты стала моей женой, Марианна. Моей, а не его. Он капризный, избалованный мальчишка, которому на тебя плевать. Как ещё я мог от него избавиться? Как мог заставить тебя его забыть? Десять лет я выторговал себе, не ему. Десять лет, чтобы… — он покачал головой, — тебя завоевать.

— А мирным путём со мной никак? — усмехнулась я. — Но ты выбрал странную тактику, — имела я в виду Камилу.

Не оценив иронии, он тяжело вздохнул.

— Я рассчитывал подать на апелляцию в любом случае и знал, что её удовлетворят, но надеялся, что к этому времени ты разглядишь, поймёшь, оценишь, привыкнешь и хоть немного, ну, хоть чуть-чуть меня всё же полюбишь, но… опять Ройтман.

— А если я скажу, что давно его не люблю, ты поверишь?

Он посмотрел на меня внимательно.

— Нет. Но знаешь, чего я боюсь? Что твоя амнезия внезапно закончится, и ты станешь той прежней Марианной, что так легко отдала меня мачехе. Той Марианной, что даже не замечала, что я…

Он замолчал. Я замерла.

«Скажи это, Тимур! Пожалуйста, скажи», — умоляла я.

— Что я люблю тебя, чёрт побери, — обречённо взмахнул он руками.