– Как же так?

– Все как-то не пришлось. Ездил много. Туркменистан, Монголия, Маньчжурия. Ходил в кругосветку на ледоколе «Красин». Вы, может, слышали, как спасали челюскинцев? Вот я там был.

– То есть вы так запросто плыли на ледоколе?

– С другими журналистами, с экипажем. Интереснейшие люди, скажу я вам.

– А вы что же делали?

– Писал.

– Писали?

– Ну да, я же журналист.

– И правда. – Катерина рассмеялась.

Розенберг тоже рассмеялся. Он с удивлением понял, что ему хорошо и легко с этой простой женщиной. Подсчитал, что раз сын уже врач, то Катерине должно быть около сорока. Но на вид она казалась моложе, лет тридцати пяти, не больше. Розенберг был знаком со многими московскими модницами, время от времени случались любовницы, поэтому он не считал себя профаном. Ее длинные не по моде волосы были уложены в незамысловатую прическу. Розенберг отметил, что седина еще не проявила себя. Несмотря на работу на земле, руки у нее были хоть и не изящные, но аккуратные, маленькие. Одета она была просто, не броско, но в то же время со вкусом. Белая с вышивкой зефирная блузка и прямая хлопчатобумажная, расширяющаяся книзу, модного фасона юбка подчеркивали ее стройность. Она отличалась от столичных красоток, пахнущих «Лориган де Коти», с короткими волосами, уложенными волной, и с ярко накрашенными губами. «Сама шьет», – догадался Розенберг, заметив на столе журнал «Работница».

– А знаете, можно я еще зайду к вам, Катерина Федоровна?

– Конечно, сейчас хоть и посевная, библиотека работает, люди заходят. Устраиваем читки газет, журналов. В этом году отмечали столетие со дня смерти Пушкина, четыреста пятьдесят лет со дня рождения Шота Руставели. У нас и книг много новых.

– Каких же?

– «Мать» Горького, «Поднятая целина» Шолохова, «Как закалялась сталь» Островского. Есть и зарубежные: Ромен Роллан, Войнич. А сейчас в нашем районном «Социалистическом льноводстве» печатают отрывки Ярослава Хашека. Да вы уж, наверное, читали…

Розенберг усмехнулся:

– Читал. Вот мы в следующий раз и обсудим. Интересно мне услышать ваше мнение, Катерина Федоровна.

– Ну что же, до свидания.

– До свидания.

Розенберг ушел, и Катерина невольно загрустила. Как бы хотелось хоть на миг стать такой же смелой, повидать мир! Она не желала себе другой доли, но все же представила себя пилотом самолета, бесстрашно пересекающего океан, или за рулем открытого, как на картинке в газете, сверкающего металлом автомобиля. «Ох, нет». – Катерина стряхнула с себя морок и вернулась к работе: нужно было приготовить книги для агитфургона, который отправлялся в поля, к жаждавшим знаний калининским льноводам, вступившим в социалистическое соревнование с узбекскими хлопкоробами.