«А как буду жить я, если выберусь отсюда? Может, смерть – благо для меня?»

На третий день после яростного боя пулемет на крыше вдруг стих. Выстрелы приблизились к стенам усадьбы и вскоре стрельба стала удаляться в другую сторону.

– Неужели взяли? – радостно переговаривались пленные.

– А вдруг не найдут нас здесь? – испугалась Глаша.

– Что ты – деревенские знают, где мы, – успокоила Катерина.

И правда, заскрипели засовы – кто-то открывал дверь подвала – пришли мальчишки, которых матери отправили на помощь пленным.

Выбравшись наружу, многие не могли сдержать слез. Обнимались, обнимали мальчишек, Катерину с Глашей. Катерина наконец рассмотрела тех, с кем пришлось сидеть в подвале в кромешной темноте в ожидании смерти.

Появились наши солдаты: привезли полевую кухню и стали кормить бывших пленных горячим. Рассказали, что они из 220-й дивизии 39-й армии генерала Хоруженко, сражались за деревню с 26 по 30 декабря. Солдаты и сами были мокрые и замерзшие – все эти дни мела метель, ветер валил с ног, мороз стоял тридцать градусов, но они пробились. На крыше усадьбы, на чердаке, немцы, отступая, оставили смертника, приковали его к пулемету, поэтому так долго не могли занять деревню.

Немцы полностью сожгли Корневки, угнали в плен жителей Бибикова и Климова, несколько домов в Бернове тоже сгорели – в одном из них фашисты свалили своих убитых и раненых и подожгли, а некоторые дома спалили просто так, напоследок.

Катерина с Глашей, торопясь, что было сил, побежали домой. Спустившись с пригорка, увидели страшную картину: большак исчез – сплошь покрылся глубокими воронками от снарядов. Повсюду лежали убитые – и наши, и немцы, – припорошенные снегом, а метель, не обращая на них внимания, продолжала свое дело. Дома скорбно догорали, накрытые серым дымным маревом с красноватыми проблесками. Катерина с болью в сердце смотрела на свою улицу: не горит ли и ее дом, но из-за метели ничего не было видно. Подойдя ближе, Катерина с облегчением вздохнула, увидев, что дом все-таки цел. Побежали к бане. Александр, услышав, что немцев в деревне больше нет, смог наконец подняться, хотя все еще был очень слаб.

Глаша обнимала Александра:

– Ох, папка! Столько страху натерпелись! И как же я рада, что ты очнулся!

В ту ночь измотанные, продрогшие солдаты расположились кто где, а на следующий день снова двинулись в наступление, освобождать Старицу, оставив спасенных из плена восстанавливаться в госпитале, – многие от голода и обморожений не могли двигаться.

Радостные бабы бегали по деревне и поздравляли друг друга. Одна рассказывала: «Ой, бабоньки, девять человек родила, а так лихо не было!»