— Тревогой делу не поможешь, Дороти Сэвидж. И потом, еще неизвестно, как все может обернуться.

— Я ей так же сказала.

— Правильно, точка моя. Я и мечтать не мог, что мы с тобой поженимся, а вот погляди-ка!

* * *

На дворе морозно. Усевшись на пони, Дот поплотнее закутывается в плащ и натягивает меховые рукавицы. Екатерина уже в седле, но на полпути к воротам вдруг останавливается и посылает одного из слуг за обезьянками: «Нельзя же оставить здесь бедняжек!»

Все ждут, пока принесут обезьянок, которых король несколько дней назад в припадке дурного настроения сослал во флигель. Кони нетерпеливо фыркают и трясут гривами, переминаясь с ноги на ногу. Дот начинает замерзать. Наконец возвращается слуга с клеткой. Обезьянки визжат так, будто их несут на казнь.

В конце концов, все готово, и процессия выдвигается — медленным шагом, словно на похороны. Вскоре всадники отрываются от обоза, оставив телеги плестись позади. Обычно такие переезды совершаются по реке, но сейчас она замерзла, поэтому придется скакать до Ричмонда, где вода еще не скована льдом.

Королева едет впереди с сестрой, леди Марией, и конюшим; фрейлины держатся у них за спинами по старшинству, хотя сегодня это не имеет значения. Дот переживает, что к приезду ничего не будет готово. Обычно она приезжает накануне, после вестовых, чтобы все подготовить, да и обоз, как правило, меньше. Однако сегодня все делалось в последнюю минуту — вестовые выехали лишь несколько часов назад, а слуги едут вместе со всеми, так что на месте будет настоящий хаос: покои не распределены и все голодные.

Процессия двигается по холмистой гряде, откуда в ясную погоду, говорят, различим шпиль собора Святого Петра, хотя сама Дот ни разу его отсюда не видела — и не увидит сегодня, потому что стоит густой туман. Небо, затянутое низкими тучами, почти сливается с землей. Все покрыто инеем; на ветвях деревьев и крышах амбаров он напоминает лепестки сливы, а на кончиках высоких травинок мерцает, как драгоценные камни.

На протяжении многих миль не встречается ни одной живой души — даже кролика или птицы. Только королевский обоз тянется позади, насколько хватает глаз, разбившись на группки. Кони разогрелись, от их теплых боков поднимаются облачка пара. Уильям едет рядом с Дот, и в мелодию, которую он насвистывает, вплетается цокот копыт по мерзлой земле.

Когда процессия проезжает по деревням — Лонг-Диттон, Сурбитон, Хэм, — на улицы высыпают люди, чтобы посмотреть на королеву и леди Марию. Екатерина радостно улыбается, машет, иногда останавливается, чтобы принять дары — горшочек меда, букет сухой лаванды, яблоко — или поцеловать ребенка, которого поднимает повыше мать. Никто и не догадывается о том, какая тревога гнетет королеву.