Лицо Джейн расплывается, как под толщей воды. Екатерина в полусне закрывает глаза.

— Родильная горячка… — приглушенным шепотом говорит Лиззи, обращаясь к какому-то мужчине. Это Сеймур или Генрих?.. Конечно, Сеймур, Генриха ведь больше нет.

Значит, смерть… К кому же из супругов предстоит присоединиться на небесах — если, конечно, Екатерина туда попадет. (О том, другом месте думать страшно.) К Генриху?.. Нет, рядом с ним будет Джейн Сеймур. К последнему мужу, отцу новорожденной дочери?.. Екатерина молит Господа не отправлять ее к Сеймуру на всю оставшуюся вечность. Лучше к Латимеру — с ним она прожила дольше всего. Дорогой Латимер, которого она убила… При мысли об этом ее охватывает ужас.

Приближается чье-то лицо. Латимер пришел за ней?.. Но нет, это Хьюик. В его глазах плещется горе, и Екатерина не сразу догадывается, что он горюет по ней.

— Он отравил меня… — шепчет Екатерина, притянув Хьюика к себе. Откуда эта мысль, она сама не понимает, однако чувствует: что-то не так, нечто чужеродное проникло в тело. Вспоминаются слова мужа: «Я хочу знать, чем вы поите мою жену».

— Он хочет избавиться от меня, чтобы жениться на Елиз…

Нет, ведь это она сама отравила Генриха и Латимера. Только что тогда отравляет ее изнутри?.. Чернота того, другого загробного места медленно надвигается холодной тенью.

— Хьюик, я отравила короля?..

— Нет, Кит, не отравили.

Он гладит ее по голове. Екатерина чувствует, как уплывает, ускользает, падает…

— Я ухожу, Хьюик… Позовите Паркхерста… Пора…

Потом рядом оказывается Сеймур. Он стискивает ее руку; Екатерина, задыхаясь, пытается вырваться. Лиззи утирает ей лоб влажной тканью. Прохлада успокаивает.

— Со мной плохо обращаются… — жалуется Екатерина, слушая, как Лиззи полощет тряпку в тазу. — Мои близкие не заботятся обо мне… — И она пытается кивнуть на мужа. — Они смеются над моим горем…

— Милая, я не причиню тебе вреда, — бархатистым голосом говорит Сеймур, обнимая ее рукой, тяжелой, как стальной доспех.

Екатерина отталкивает его и, собрав остаток сил, откатывается к другому краю кровати.

— Нет, Томас, я так не думаю…

Раздается приглушенное всхлипывание. Кто это плачет?.. На щеке, к которой Сеймур прикоснулся губами, остаются слезы.

— Я заплатила бы тысячу марок, чтобы со мной был Хьюик, однако не решалась звать его, чтобы тебя не рассердить, — говорит Екатерина, удивляясь четкости своего голоса, и едва слышно добавляет: — Ты плачешь от вины, не от горя…

— Любимая… — неуверенно начинает Сеймур и умолкает.

Ее обволакивает запах кедра и мускуса — его удушливый запах. Она не хочет, чтобы это стало ее последним воспоминанием о жизни на земле.