Рассказать, как это было? Что я чувствовала? Думаю, будет справедливо, если и я поделюсь.

Стараюсь избегать встреч с сестрой и сижу в своей комнате, когда она дома. Мне не о чем с ней говорить, хотя, подозреваю, что в какой-то момент ей и отцу будет что сказать мне. О тебе, о Тедди, о долге перед семьей. Потому что в конце концов все всегда сводится к долгу. Они понятия не имеют, от чего я уже отступилась и от какого скандала они избавлены благодаря мне.

Ненавижу Сиси за то, что она оказалась права на твой счет, а себя – за то, что я полностью тобой поглощена. Заново переживаю каждый момент, который мы провели вместе, каждое слово, каждый поцелуй, каждое прикосновение, и ищу в этом то, что по наивности упустила. И не нахожу. Хотя, возможно, Сиси права, и я увернулась от пули. И может быть, спустя время – лет через сто или больше – даже сумею в это поверить. Но пока это не так.

Каждый день жду почтальона, надеясь на какое-нибудь послание от тебя. На информацию о том, где ты находишься, на просьбу приехать к тебе. Или хотя бы на объяснение твоего поступка. Но, конечно, никаких писем не приходит. И в глубине души знаю, что не придет.

Зато принесли телеграмму от отца. Сиси позаботилась о том, чтобы утром ее положили на поднос с завтраком. Отец сообщает, что митинг в Бостоне отменили, но он планирует задержаться еще на неделю. После нападения на Перл-Харбор любимый комитет Линдберга «Америка прежде всего» пришел в упадок, и мой отец со своими друзьями надеются его сохранить. В последней строчке он наказывает сестре присматривать за мной, пока он не вернется и не устроит мне разнос.