— Да, и мы совершаем ошибку, недооценив её, считая, что это всего лишь миф.

— Ладно, давай, расскажи эту сказочку, — просит мой брат, солидаризируясь с моей нуждой в ответах.

— Вампиры — существа умные и амбициозные, и им не нравится, когда мы охотимся на них.

— Ого, какие придирчивые, — усмехается Доме. — Они даже не превратились в зомби, а ты ещё их трогаешь.

— А какой у них главный уязвимый момент?

— Серебро? — предлагаю я.

— Колышки, — отвечает ботаник.

— Солнце, — без колебаний исправляет мама. — Они становятся растениями в светлое время суток, полностью уязвимы.

Любой может подойти к их гробу и проткнуть им сердце.

— Поэтому самые могущественные вампиры обычно держат армии зомби, чтобы их защищали, — добавляет Доме.

— Ну да, зомби, они не особо умные и не соображают, когда светло, — продолжает отец. — Поэтому они придумали другого рода стражей, таких, что сочетают в себе преимущества и вампиров, и людей. Существ, которые могли бы спокойно передвигаться днём и отражаться в зеркалах.

— Потому что нарциссы они тоже те ещё, — вставляет Доме. — А вот это гибридное существо… они с людьми переспали? — Он бросает мне игривый взгляд. — Не так уж и безумно, правда, старик?

Мама ворчит, и я поддерживаю её. Брат поднимает руки в знак невиновности.

— Слишком рано для шуток, да? — Он смеётся сам с собой, потом снова смотрит на меня и качает головой. — Ну, было же понятно, что с тем ритмом, который вы вели, она не могла быть человеком.

Я устраиваю ему взгляд, полный ярости. Вот как он дождался, когда потенциально смертельная вампирша уйдёт, чтобы начать свои язвительные замечания.

— Гибридизация с людьми — это то объяснение, которое пытались дать для её происхождения. Или колдовство, да, — меняет тему отец. — Но я не думаю, что это так.

Все молчим, заинтригованные.

— Это слишком просто. Если бы любой вампир мог создать своего викториуса, мы бы уже привыкли к их существованию, потому что их было бы намного больше. Но книги упоминают лишь пару случаев, и то, всегда связаны они с вампирами великой силы и древности.

— Так что? — спрашиваю я.

Отец улыбается.