— Думаю, их не создали добровольно, что они не нашли своё идеальное оружие, а что это было следствием ошибки.

— Ошибки? — удивляется Доме.

— Половинчатая трансформация. Результат попытки превратить слишком сильную волю. Воителя, который сам собой владеет. Одного из нас. Человека, уже обладающего тем контролем над тенями, которого другие смертные не имеют. Тот, кто сопротивляется трансформации и остаётся где-то между двумя мирами.

— Это бы имело смысл в случае с… нею, — рассуждает брат. Потому что шутить о её сексуальности — это одно, а вот называть её по имени — это уже перебор.

Отец кивает.

— Охотница, которую трудно подчинить. Сражение титанов. Вот почему только вампиры с большой силой могут добиться этого феномена. Возможно, попытка трансформации кого-то столь сильного вампиром средней руки заканчивается неудачей, и человек просто умирает.

— Не говоря уж о том, что не каждый вампир охотится на одного из наших, — хвастается Доме.

— Их называют викториусами, потому что они символизируют победу вампиров над их ограничениями. Над солнцем и охотниками. Их окончательное оружие.

— Такое существо почти как бог, — снова вставляет брат.

— Как дьявол, — фырчит мама.

— Да. И вселенной нравится поддерживать баланс, — продолжает отец, напоминающий мне тётю Роситу. — Не бывает света без тени. Существо с великой силой, ограниченной великой слабостью: его волей. Той, что восстала против естественного течения событий и создала нечто, что не должно было существовать. Оно связано с волей создателя. Викториус обязан подчиняться ему всегда. И остаётся живым, пока тот жив, потому что единственный способ убить их — это убить их создателя. Это хотя бы удалось задокументировать.

— Тот, кто отказался подчиниться, стал идеальным рабом… Всеобъемлющая поэтическая справедливость, — замечает Доме.

— Подожди, подожди. То есть… — Я пытаюсь собрать все кусочки головоломки в своей голове. — Колетт обязана подчиняться тому типу, да?

— Даже если это против её воли.

— Но, если мы его убьём… она тоже умрёт?

Отец кивает. По выражению его лица я вижу, что он понимает, что я чувствую сейчас.

Я провожу рукой по волосам, беспокойно растрёпываю их.

— Чёрт. Это не… это не… — я делаю несколько беспорядочных кругов. Затем мои глаза ищут его, умоляя найти решение. — Это игра, в которую невозможно выиграть. Нет выхода.

Отец качает головой и вздыхает.

— Колетт никогда не будет свободной. Не без того, чтобы не рассыпаться в пепел.