Присутствие зрителей несколько сбило мой романтический настрой, но я все еще был полон решимости впечатлить ее.

Она покрутила коробку:

– Не знаю. Может, набор ножей? Или сковородок?

– Или пачка огромных макарон, – подсказал я. – Чего еще от меня ожидать?

– Ладно.

Наташа, смеясь, отклеила кусочек прозрачного скотча, фиксирующего крышку, медленно ее подняла, заглянула внутрь и ахнула:

– Невероятно!

– Примерь.

– Прямо сейчас?

– Естественно. Всем интересно посмотреть.

– Сейчас вернусь, – пообещала она и исчезла.

Я воткнул зеленую, последнюю, зефирину на ее законное место.

– Это вообще не в моем стиле, – словно оправдываясь, сказал я в камеру. – Просто чтобы вы понимали. У меня плохое воображение, и я не романтик. Вот только… дофамин творит чудеса. Я сейчас очень волнуюсь, потому что не знаю, что подумает обо мне Наташа. И если она не поймет, считайте меня лузером.

– Наташа поймет, – произнес ее тихий голос за моей спиной, и я обернулся.

Она стояла передо мной в той же белой блузке с открытыми плечами и расклешенных голубых джинсах, но теперь за ее спиной простирались два больших белых крыла.

– Это не фетиш, – сказал я. – Это послание.

– Я знаю.

– Теперь ты можешь лететь куда угодно.

– Теперь я снова смогу найти тебя в следующей жизни. И расколдовать.

– У нас еще вся эта жизнь впереди!