– Мы не родственные души, Наташ, – оборвал ее я. – И не только потому, что я тебя не помню в своей прошлой жизни. Моя душа, если она и существует, не может иметь ничего общего с ложью и предательством. И злая колдунья здесь только ты!

Я отправился в коридор и принялся одеваться. Наташа выбежала следом:

– Не смей уходить! Ты пожалеешь!

Волосы ее распушились, губы дрожали, одной рукой она оперлась о стену, словно вот-вот упадет.

– Тебе совершенно точно нужно идти в театральный. У тебя потрясающие способности. И я правда полюбил твою роль, в которой ты веселая, бесхитростная, излучающая добро девчонка, готовая в любой момент прийти на помощь. Мое сердце останется с ней, а с тобой я больше не хочу иметь ничего общего.

Перед тем как я вышел за порог, Наташа упала на колени и разрыдалась. Но я чувствовал все что угодно, только не жалость к ней.

Глава 41

Глава 41

Взлеты и падения, бушующие страсти, трагичные расставания, ревность, умирание от любви и бурные примирения – все это точно не для меня.

Уходя от Наташи, я знал, что больше не вернусь. Да, я успел привязаться к ней по-настоящему, она почти превратилась в Еву, и я готов был и дальше обманываться. Но Наташа не была Евой, а всякая игра рано или поздно заканчивается.

От осознания того, как продуманно она манипулировала мной, становилось жутко. Сначала Наташа изображала святую простоту и наивность, подкупила меня этим, а когда я стал ей доверять, сообразила, что я не влюбляюсь во всех подряд, и просто надела маску Евы: вела себя как она и говорила теми же словами, украла ее мечты и выдавала за свои.

Веселая, чистая, солнечная – такой была Ева, а Наташа лишь потомственная актриса, заскучавшая в своей благополучной, беспроблемной жизни.

Мне было ее немного жаль, и это, наверное, главное чувство, которое двигало мною на протяжении всего этого времени. Сначала я жалел ее, потому что она была одинока, потом из-за Алика, после – считал, что она безнадежно больна.

Но я больше не хотел иметь с ней ничего общего!

Потом она звонила, писала, присылала двадцатиминутные голосовые сообщения с раскаянием, приезжала ко мне домой и просила маму и Митю повлиять на меня.

Но я, как «бесчувственный монстр», остался абсолютно равнодушен ко всему происходящему.

Словно лампочку выключили. Горел свет и в один момент погас. Ни сожалений, ни терзаний, ни мучительной ретроспективы воспоминаний. Я сделался окончательно непробиваемым и пустым. Темным, мрачным, серым человеком, посадившим своего зверя на цепь и разгуливающим с ним, как полицай на плацдарме.