— Я думал, ты уже дрыхнешь.

— Нет. Давай дальше.

И Майкл говорил дальше.

В домах начали гаснуть огни. Шиннейд принесла ему кружку горячего чая с ромом и кусок кекса. Месяц наклонился, застрял в голых ветвях старого терновника. Майкл перекладывал телефон из одной руки в другую, отогревал пальцы в карманах. И говорил.

— Знаешь, что… — пробормотал Джеймс. — Я всё-таки сейчас засну…

Он зевнул.

— Напиши мне завтра, как проснёшься, — сказал Майкл.

— Я напишу. Ты знаешь… Майкл, я…

Тот молчал.

— Я по тебе страшно скучаю, — тихо сказал Джеймс.

26

26

— А чей это дом? — с любопытством спросил Джеймс.

Майкл гремел ключами, присев на корточки и заглядывая в замочную скважину — тяжёлая старая дверь не поддавалась.

— Отцовский. Он тут жил раньше. Вот блядство, только бы не примёрз…

Джеймс стоял рядом, по колено в снегу, и оглядывался.

Дом был старый, приземистый, сложенный из светлого камня. На посеревшей от времени кладке нарос мох, окна в квадратных переплётах занесло снегом. Под стенами, увитыми облетевшим плющом, вразнобой росли какие-то кусты. За палисадником давно никто не ухаживал: стебли сухой крапивы у дороги поднимались выше человеческого роста.

Майкл поднялся на ноги, врезался в дверь плечом. Ключ заскрежетал и провернулся.

— Тут давно никто не живёт, — сказал Майкл, перешагивая через порог. — Мы приезжаем летом на пару недель, а так он всё время пустой стоит. Миссис Льюис за ним приглядывает.

В доме было темно и холодно. Майкл нашарил на стене щиток, звонко щёлкнул переключателем. Над кухонным столом загорелась лампа в старом тряпичном абажуре с бахромой, вздрогнул и загудел холодильник. Бобби сунул нос внутрь, зацокал когтями по крашеному деревянному полу.